Репрессии в отношении православных монахов. Репрессии в отношении священнослужителей и верующих

Кубанские священномученики Михаил, Григорий, Григорий, Андрей и Иоанн.

Освобождение современной исторической науки от идеологических штампов недавнего прошлого открывает перед исследователями широкое поле для изучения многих «проблемных» тем советской антирелигиозной политики, к числу которых относятся репрессии. Несмотря на то, что с окончанием Гражданской войны открытый террор большевиков против православного духовенства получил некоторые законные формы и уменьшился, борьба государства с Церковью приобрела лишь большую интенсивность. Помимо репрессивного воздействия власть активно использовала агитационно-пропагандистские методы, базировавшиеся на исключительном постулате: Церковь – реакционный, враждебный советскому строю и обществу институт, с которым необходимо вести непримиримую борьбу. Особенно сильно дискриминационная политика по отношению к Церкви была развернута на территории Кубани, исконно казачьего консервативного края.

Обращаясь к периодизации репрессий против духовенства на Кубани, следует выделить несколько этапов, особая интенсивность которых диктовалась текущим направлением советского государства. В 1920-1921 гг. по сфабрикованным делам множество священников было осуждено как политические противники продразверстки; в 1922-1924 гг. ОГПУ в сотрудничестве с обновленцами организовывало судебные процессы и высылку за пределы области на длительные тюремные сроки сторонников патриарха Тихона; в 1925-1928 гг. масштабные процессы прекратились и происходили лишь частные аресты. В связи с этим, следует отметить, что первые два периода были особенно трудными для Русской православной церкви и духовенства, число которого власть на местах старалась существенно сократить.

В условиях окончания Гражданской войны и проведения продразверстки представители власти использовали мнимые обвинения в сопротивлении изъятию хлеба, которые позволяли в сжатые сроки расправиться с местными священнослужителями. Масштабные аресты стали началом процесса по борьбе с контрреволюционным кубанским духовенством. Подобная тенденция характерна для достаточно широкого круга регионов, но на Кубани она приняла особенно острые формы в сочетании с различным произволом местной власти.

Так, 9 ноября 1920 г. был арестован священник станицы Новопокровской , обвиненный в сокрытии от разверстки 715 пудов зерна. Арест был проведен незаконно, поскольку сдача хлеба была назначена лишь к 15 ноября. О предстоящем судебном процессе священник не был уведомлен и лишился возможности оправдания и привлечения в подтверждение тому свидетелей, что явилось прямым нарушением советского законодательства . 18 ноября 1920 г. на заседании выездной сессии Кубано-Черноморского революционного трибунала за сокрытие зерна от продразверстки он был осужден к высшей мере наказания, и через несколько дней, 22 ноября, расстрелян как враг советского государства .

Подобное обвинение также стало причиной ареста священника станицы Приморско-Ахтарской , обвиненного в злостном сокрытии 309 пудов зерна. Примечательно, что священник, узнав о строгом наказании за наличие любого постороннего зерна, сам пригласил представителя власти и сообщил об имевшейся пшенице. Однако это не было принято во внимание, и 23 января 1921 г. решением Кубано-Черноморского областного ревтрибунала священник был приговорен к расстрелу. Вначале отец Арсений находился под арестом в станице Приморско-Ахтарской, а 1 февраля был переведен в областную тюрьму. В его защиту выступили жители станицы, члены профсоюзов, направившие просьбу о его освобождении на поруки, которую подписали более 300 человек. В тюрьме здоровье священника, болевшего с сентября 1920 г. сыпным тифом, только ухудшилось, и 3 марта в больнице он умер. По результату рассмотрения его кассационной жалобы Кассационный трибунал ВЦИК 9 мая 1921 г. вынес решение отменить приговор и передать дело для повторного рассмотрения в местный трибунал нового состава .

По стандартным обвинениям в контрреволюционной пропаганде и связи с высланным за пределы области духовенством в это же время были осуждены прославленные Русской Православной Церковью в лике священники протоиереи Михаил Лекторский, Иоанн Яковлев, иереи Андрей Ковалев, Григорий Троицкий и Григорий Конокотин. Отец был арестован 26 сентября 1921 г. в ст-це Новотитаровской и полтора месяца содержался в заключении в особом отделе 9 армии. Весомые доказательства его вины отсутствовали, но революционный суд довольствовался шаблонными формулировками. Вечером 27 октября вместе с другими заложниками он был расстрелян. 15 сентября был арестован настоятель Дмитриевского храма г. Краснодара протоиерей , член Временного церковно-приходского управления. Несмотря на положительные отзывы прихожан и епархиального начальства, в ЧК торопились, и уже 23 сентября было вынесено решение тройки о высшей мере наказания, в тот же день приговор был приведен в исполнение.

Ночью 28 сентября 1921 г. по постановлению Кубчека были расстреляны иерей Андрей Ковалев, иерей и иерей . В частности, относительно отца Григория Конокотина было замечено, что «пребывание его в пределах Кубано-Черноморской области мешает строительству советской власти на Кубани» .

Не менее трагичным для духовенства стал период 1922-1924 гг., на который пришлась начальная стадия эволюции . Стремясь к усилению позиций епархиального управления на местах, уполномоченный обновленческого Высшего церковного управления (далее – ВЦУ) видел свои главные задачи в ликвидации подчинявшегося патриарху Тихону духовенства и дезорганизация локальных оппозиционных очагов сопротивления. Цель этих мероприятий полностью соответствовала интересам государственной власти, поддерживавшей обновленцев с целью организационного и идеологического разложения православной епархии и всего духовенства в целом. В результате этого противостоявшие обновленцам священники со стороны власти зачастую обвинялись в контрреволюционной деятельности, в качестве обвинения на судебных процессах звучала сумма весьма неубедительных, подтасованных ОГПУ фактов, пропагандистских штампов, а приговоры содержали гиперболизацию полученных выводов, характеризовавших обвиняемых исключительно с негативной стороны как классовых врагов нового строя.

Первыми из руководителей оппозиционного обновленцам локального центра в Краснодаре были арестованы 16 декабря 1922 г. настоятель Ильинского храма иерей Александр Маков и протоиерей Александр Пурлевский . Более пяти месяцев священники находились в тюрьме и летом 1923 г. были высланы в Среднюю Азию на два года. Следует заметить, что в одной из докладных записок уполномоченный ВЦУ именно этих священников называл главными врагами, предлагая немедленно выслать за пределы области . Получив досрочное освобождение, в ноябре 1924 г. священники вернулись в г. Краснодар, где продолжили организацию канонических приходов, добившись разрешения служить в Георгиевском храме. Настоятель храма священник Василий Денисов в марте 1925 г. принес покаяние в расколе и был принят в лоно Церкви. Это было одно из первых покаяний священников обновленцев. Безусловно, для власти как и для епархиального управления эти священники были опасны, поэтому 2 марта 1927 г. последовал новый арест с обвинением в антисоветской агитации, популяризации нелегальной религиозной литературы. Проведя четыре месяца в тюрьме, священники после суда были отправлены в лагеря на три года. Отцу Александру Макову было запрещено возвращаться на Кубань, и отец Александр Пурлевский после освобождения также не смог вернуться в родной край .

Среди показательных процессов этого периода следует выделить суд над временно-управляющим Кубано-Черноморской епархией епископом Ейским Евсевием (Рождественским), приближенными к нему священниками и мирянами. Проведение заседаний в форме открытых слушаний носило идеологический, агитационно-пропагандистский характер, и было направлено исключительно на формирование у населения негативного взгляда на духовенство и Церковь. Процесс длился 24 дня, с 27 марта по 23 апреля 1923 г., и завершился решением суда, согласно которому епископ Евсевий был приговорен к 7 годам заключения со строгой изоляцией, священник Трофим Сосько к 5 годам, миряне Александр Гангесов и Арсений Зайцев к 3 годам тюрьмы, а Петр Валяницкий, Павел Назаренко и Сергей Лиманский к 1 году заключения .

С сожалением нужно констатировать отсутствие объективности среди исследователей, затрагивавших проблему ареста и суда над епископом Евсевием. Вместе с характеристикой в положительном ключе, как борец за каноническую Церковь, он называется человеком, который «организовал массовое выступление ейчан против действий советской власти по изъятию церковных ценностей», стал инициатором общественных волнений . Исследователи компилятивно повторяют против епископа сфабрикованное властью обвинение, в котором он именуется организатором народных волнений против изъятия ценностей, начавшихся якобы с его приказа «бить в набат». Хотя фактически на судебном процессе Преосвященный Евсевий своей вины не признавал и утверждал, что не давал распоряжений бить в набат. Это же подтверждают и свидетельские показания, что звон удалось связать с епископом только через личность звонившего мальчика, который помогал архиерею во время богослужений. Сам же епископ указывал на городского благочинного протоиерея Н.Федотова, доклад которого с обвинением против себя считал ложным .

Аналогичным образом власть пыталась расправиться с известным священником г. Армавира, настоятелем Николаевского храма, протоиереем , который до освобождения Патриарха Тихона из под ареста в июне 1923 г. признавал ВЦУ, но затем вышел из подчинения обновленческого епархиального управления и вместе с прихожанами перешел на сторону Патриарха, перерегистрировав общину. В ответ на это епархиальное управление запретило его в священнослужении и назначило нового священника. 19 августа на приходском собрании по случаю назначения нового настоятеля протоиерей Леонид выступил перед верующими с осуждением неканонического ВЦУ. Стремясь устранить от служения и общения с верующими своего противника, отца Леонида, епархиальное управление настоятельно требовало от органов власти его ареста за «антисоветскую деятельность, выразившуюся в будоражении масс против Соввласти» . 9 сентября отец Леонид, псаломщик Жигулин и 6 человек мирян были арестованы по распоряжению Армавирского отдела ГПУ .

Жители Армавира не остались равнодушными и после неудачных попыток разрешения проблемы на местном уровне, в октябре 1923 г. направили жалобу в ВЦИК с требованием освобождения из под ареста священника и членов приходского совета. Активная позиция прихожан, выступивших в защиту своего пастыря, насторожила местную власть, медлившую с началом судебного производства. Благодаря ходатайствам верующих, в декабре последовало предписание ОГПУ об освобождении священника и псаломщика из под ареста, о чем сообщалось в письме ОГПУ от 17 декабря 1923 г. в 5-й отдел Наркомюста .

Таким образом, к концу 1920-х гг. репрессивным путем государственной власти удалось добиться значительного разложения канонической епархии Патриаршей Церкви на Кубани, последовательно ликвидировав локальные оппозиционные очаги сопротивления обновленчеству. Поддержав раскол, власть не только внесла разделение в церковное сознание народа, но и поставила в безвыходное положение многих священнослужителей. Идентифицировав на фоне церковного раскола ярких и идейных священников, власть под гиперболизированными обвинениями смогла официально устранить их, значительно ослабив всю церковную жизнь региона в целом. Использование репрессивного метода для осуществления антирелигиозной политики позволило государству дестабилизировать положение духовенства и мирян в регионе.

Польский М.А., протопресв. Новые мученики Российские. Т. I. Jordanville, 1949. С. 206.

ГАКК. Ф. Р-1259. Оп. 1. Д. 13. Л. 21об.

Бабич А.В. К вопросу об изъятии церковных ценностей на Кубани в 1922 году // Кубань-Украина: вопросы историко-культурного взаимодействия. Вып. 6. Краснодар, 2012. С. 328; Рожков А.Ю. Обновленцы и мученики // Дело мира и любви. Очерки истории и культуры православия на Кубани / Научн. ред., сост. О.В. Матвеев. Краснодар, 2009. С. 132; Сергеев К.Л. Екатеринодарская и Кубанская епархия // Православная энциклопедия. Т. XVIII. М., 2008. С. 273; Рябиков А.Н., Письменная Т.Г., Штымбалюк А.В., Денисова Е.В. Конфессиональная политика советской власти в отношении обновленческих объединений Северного Кавказа в 1917-1946 гг. / Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. Т. 7. № 8. С. 65.

Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 329. Л. 336.

// Отрадненские историко-краеведческие чтения. Вып. IV: Материалы международной научной конференции, посвященные 130-летию со дня рождения краеведа П.М. Галушко. Сост. С.Г. Немченко. Армавир, 2016. С. 215.

ГАРФ. Ф. Р-5263. Оп. 1. Д. 329. Л. 204-205об, 336-338.

Материал опубликован: Кияшко Н.В. Репрессии как инструмент борьбы против православного духовенства и мирян в 1920-е гг. // Церковь. Богословие. История: материалы V Международной научно-богословской конференции (Екатеринбург, 2-4 февраля 2017 г.). – Екатеринбург: Екатеринбургская духовная семинария, 2017. – С. 73-79.

Тема репрессий 1920–1930-х гг. интенсивно изучается последние два десятилетия. В публикациях 1990-х годов содержится богатый эмпирический материал, отражающий юридический, религиозно-конфессиональный, этнический, организационный, статистический, народно-хозяйственный и другие аспекты политических репрессий. Немалый вклад в разработку проблемы внесли работы Н. Ф. Бугая, В. Н. Земскова, Г. М. Ивановой, В. П. Попова и др. . Юристы и историки изучают вопросы реабилитации, неизбежно связанные с историей репрессий в СССР . Историографический очерк изучения репрессий в СССР, предложенный М. Г. Степановым, содержит краткий анализ основных исследований по теме и свидетельствует о её сложности и масштабности. Западные исследователи также пытаются понять феномен советского строя, акцентируя внимание на терроре и репрессиях . Регулярно проводятся научные конференции, посвящённые этой теме. Одним из последних научных форумов стала международная конференция “История сталинизма: репрессированная российская провинция”, посвящённая проблеме репрессий в российской провинции (Смоленск, 9–11 октября 2009 г.).

Особое место в общей репрессивной политике советского государства занимали репрессии по отношению к духовенству. Как “социально-чуждые” элементы, не вписывающиеся в новую структуру общества, как носители враждебной большевикам идеологии, священнослужители по определению подлежали ликвидации. Уничтожение духовенства как влиятельного сословия было необходимым для большевиков условием ликвидации Церкви и “религиозных пережитков” в народе. Поэтому в отдельный блок выделилась тема истории репрессий против священнослужителей, клира и мирян, пострадавших за веру, Церковь и свои христианские убеждения.

Пионером в изучении темы репрессий духовенства следует назвать игумена Дамаскина (Орловского), который не один десяток лет занимается этой проблемой и начал собирать материал задолго до открытия архивов .

Огромную работу по сбору материала о репрессированных священнослужителях и изданию многотомных сборников проделали возглавляемый игуменом Дамаскиным (Орловским) региональный общественный Фонд “Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви” и Синодальная Комиссия по канонизации святых. Над сбором и изучением архивных материалов продолжительное время работал коллектив исследователей (игумен Дамаскин (Орловский), священники Максим Максимов и Олег Митров, сотрудники С. Н. Романова, З. П. Иноземцева и др.) .

Издание Фондом сборников стало возможно благодаря тому, что для исследователей были открыты архивы спецслужб. Часть следственных дел некоторых архивов ФСБ была передана в государственные архивные хранилища. Так, в Госархиве РФ находится фонд управления КГБ по Москве и Московской области (ГАРФ. Ф. Р-10035), содержащий судебно-следственные дела на священнослужителей, из которых выясняются обстоятельства жизни, церковного служения и мученичества многих лиц, относящихся к клиру и мирянам, пострадавших от большевистских репрессий .

Актуальность темы репрессий в отношении служителей церкви и мирян состоит не только в академическом интересе к судьбе репрессированных, к раскрытию механизма осуждения и т. д., но и в контексте канонизации пострадавших за Христа, Церковь и веру. В 2000 г. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил к лику святых исповедников многих новомучеников 1920–1930-х гг. XX столетия .

В Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете над разысканием и обработкой материалов по новомученикам XX века долгое время работает целый коллектив исследователей во главе с ректором университета протоиереем Владимиром Воробьёвым (Н. Кривошеева, О. В. Косик, А. В. Мазырин, Н. Е. Емель­янов, Л. А. Головкова, С. Н. Романова и др.).

На основе многолетних поисков и сбора сведений в архивах ФСБ сотрудником университета Н. Е. Емельяновым (ум. в 2010 г.) была подготовлена база данных “Новомученики и исповедники XX в.”, содержащая 21 тыс. персоналий, включая материал на 460 архиереев Русской Православной Церкви и более 6500 священников .

Отдельные проблемы и сюжеты рассматриваются в статьях, опубликованных в материалах ежегодных богословских конференций, проводимых университетом .

Критически оценивает состояние изученности истории репрессии против Церкви и духовенства тверской историк Т. Г. Леонтьева, которая в 2003 г. писала: “К сожалению, на сегодняшний день мы не найдём обстоятельных исследований светских историков на эту тему. Наиболее уязвимой выглядит статистика жертв” . По мнению историка, репрессии в отношении православного населения в советский период исследовались лишь в общем контексте, на изучении его особенностей обычно не останавливались и не сравнивали с предыдущими и последующими периодами репрессивной политики. Такой компетентный и профессионально работающий историк, как профессор Т. Г. Леонтьева, возглавляющая к тому же в Тверском университете исследовательское направление “Социальная история духовенства, политика репрессий в отношении священства”, имеет право на собственное суждение. Понятна и объяснима научная неудовлетворённость Т. Г. Леонтьевой уровнем и глубиной разработки темы репрессий, хотя и не со всеми её заключениями можно согласиться.

Действительно, о репрессированном духовенстве собран огромный фактический материал, сказано много слов и написано немало комментариев, но всё же удовлетворяющего своей глубиной анализа причин репрессивной политики государства, увы, пока нет. Отсутствуют внятные объяснения природы и сущности высказываний обвиняемых. В этом большую помощь может оказать интерпретативная теория М. М. Бахтина. Какую роль в репрессиях сыграли основополагающие государственные акты? Как стали возможными массовые сфальсифицированные обвинения? Эти и другие близкие по теме вопросы ещё предстоит решить исследователям.

В реабилитирующих документах 1987–1991 гг. - постановлениях, указах и законах (к примеру, в указе Президента СССР № 556 “О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20–30-х годов” от 11 августа 1990 г.), - давалась оценка массовым репрессиям как незаконным и необоснованным. Указаны несоответствия предъявленных обвинений действующим в те годы статьям УК и УПК РСФСР. Отмечены подлоги и фальсификации. Названы “неконституционные” внесудебные органы, проводившие политику репрессий (особые совещания, коллегии, “тройки” и др.), и такие же неконституционные методы ведения следствия и процедуры судопроизводства и вынесения приговора, названные “попиранием элементарных норм судопроизводства”. Отмечены многочисленные факты недоказанности обвинения - недостатка или отсутствия доказательств, противоречий в свидетельских показаниях и т. д. Названы имена лиц, ответственных за проводимые репрессии. Сами репрессии определены как тяжкие “злоупотребления” власти; это значит, что причиной массовых осуждений объявлялись злоупотребления, а тем самым по умолчанию подразумевается, что власть сама по себе законна, но сильно злоупотребляли должностные люди, к ней причастные. Однако в реабилитирующих документах ничего не говорилось о тех самых основополагающих государственных законах - Конституции РСФСР, декретах (и в первую очередь о декрете об отделении церкви от государства), инструкциях и разъяснениях. Не давалась полноценная историко-правовая оценка Уголовному кодексу .

Процесс реабилитации основывался на выявлении процедурных нарушений в ходе предварительного следствия и осуждения, на несоответствии предъявляемых обвинений статье 58 УК РСФСР, на недоказанности обвинения. Понятно, что тексты этих официальных документов, ставшие указами и законами, готовили историки и вложили в них своё понимание репрессий. Тезисом о фальсификациях в объяснении причин репрессий, сформулированным в реабилитирующих документах 1987–1991 гг., был предложен социальный заказ на дальнейшую разработку темы репрессий, который обязывал отразить всё многообразие и масштаб нарушений.

В реабилитирующих документах совершено смешение понятий. Репрессии объявлены “беззакониями” и грубейшими нарушениями гражданских и социально-экономических прав, позднесоветских конституционных принципов и международных норм права. Это с одной стороны. С другой, репрессии признавались незаконными и с точки зрения советского законодательства 1918–1920-х гг. и якобы выходили за рамки советских конституций 1918 и 1936 г., Уголовного кодекса, декретов ВЦИК и других основополагающих правовых документов. Историки и члены Комиссии Политбюро по дополнительному изучению материалов, писавшие текст указа Президента СССР (от 11 августа 1990 г.), толковали “беззаконие” расширительно: для них репрессии были одинаково незаконны как с позиции общечеловеческих норм, так и с точки зрения самих законов 1920–1930-х гг. Другими словами, беззаконие совершалось и по отношению к самим законам.

Справедливо ли это? В последнем пункте трудно согласиться с авторами текста документа, поскольку в самих законах было заложено беззаконие - в форме тенденции, направления, перспективы изменений, главное из которых состояло в ликвидации Церкви как института, в расцерковлении и обезверивании народа. Наконец, надо понимать, что тексты реабилитирующих документов создавали люди, родившиеся, жившие и состоявшиеся при советском строе, высокопоставленные члены партии, многие из которых лелеяли надежду на “социализм с человеческим лицом”. Историки в 1990-е гг. поддержали эту тенденцию своими исследованиями, дали себя “повести” букве и духу реабилитирующих документов и стали усиленно разрабатывать тему “необоснованных репрессий” и массовых “фальсификаций”. Ещё в 1990 г. была опубликована статья Л. Н. Лопатина, в которой впервые в историографии репрессий был сформулирован тезис о “сфальсифицированных” официальной властью судебных политических процессах 1920–1930-х гг. . Но тезис был не нов, ранее он звучал в реабилитирующих документах.

Ближе к истине стоит игумен Дамаскин (Орловский), который целью репрессий в отношении духовенства и верующих считает намерение государственных органов (в соответствии с коммунистической идеологией) изъять и исключить из активной церковной жизни и деятельности как можно больше священников, чтобы в храмах некому было совершать богослужения, крестить, венчать и отпевать, напоминать людям о божественном призвании и нравственном долге . Поскольку в ближайшем и отдалённом будущем страны, по убеждению большевистских лидеров, не находилось места духовенству как чуждому и враждебному классу, не склонному к “перевоспитанию”, к тому же вся жизнь священника, его служение, проповедь, слова противоречили советским правилам, то его следовало изолировать от общества, применив к нему репрессии.

В результате репрессий 1920–1930-х гг. Церковь в предвоенные годы была практически обезглавлена как в центре, так и во многих епархиях и на приходах. Церковное управление было дезорганизовано, большая часть архиереев арестована, а деятельность клириков и активных прихожан прекращена.

Хотя изучены и раскрыты, казалось бы, все извивы господствовавшего в советском государстве зла и масштабы трагедии репрессированных, но реального и подлинного священнослужителя, несущего людям слово Христово, в протоколах допросов и других следственных материалах увидеть чрезвычайно трудно. Формат создаваемых следователем документов - записываемых показаний, обвинительных заключений, - отягощён официально-казён­ным стилем изложения, шаблонными словосочетаниями, стандартными заключениями и прямолинейно-железной логикой мыш­ления составителя документа. Если священнослужитель говорил нечто противное политике и идеологии власти, то по логике следственных органов - однозначно был виновен в покушении на порядок управления, чем подрывал безопасность социального строя.

2. Законодательные акты и правительственные распоряжения
о религиозной пропаганде

Рассмотрим основополагающие законодательные акты государствообразующего значения и стоящие в иерархии выше их партийные постановления. Как в них определялась “религиозная пропаганда” и религиозное слово вообще?

Конституционные нормы, установленные в советской России в отношении религиозной пропаганды носили формально и на словах светский и безрелигиозный характер, но фактически и на деле означали безбожие и атеизм. В принятом на заседании V Всероссийского съезда Советов 10 июля 1918 года тексте Конституции (Основного закона) РСФСР провозглашалось: “В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признаётся за всеми гражданами” (раздел 2, ст. 13) . Первая советская Конституция закрепляла прин­цип свободы совести в большевистской интерпретации: во-пер­вых, в отделении Церкви от государства и во-вторых, в “свободе религиозной и антирелигиозной пропаганды”. “Свобода религиозной пропаганды” понималась в узком значении - только в смысле ведения разговоров на узко-церковные вероучительные темы, не касающиеся вопросов текущей жизни и политики.

Несовместимые по своей природе и сущности религиозная и антирелигиозная пропаганда в тексте Конституции были поставлены рядом через соединительный союз и . Многократно расширились правовые возможности для проведения антирелигиозной пропаганды, одобряемой и поощряемой государством и потому получившей самое широкое распространение в виде книг, брошюр, антирелигиозных лекций крайне кощунственного и глумливого содержания. Вся идеологическая машина, находящаяся в руках государственных органов, была задействована для этой цели: печать, устная пропаганда, массовые зрелищные мероприятия, комсомол, школа, литература, театр и кино. Заметим, что согласно вероучению и правилам Церковь всякую антирелигиозную пропаганду, даже самую умеренную, признавала хулой на Бога и Церковь, глумлением над религиозными чувствами.

Напротив, формально признаваемая в Конституции свобода религиозной пропаганды фактически была если не ликвидирована полностью, то существенно урезана: правовое поле устного и письменного слова значительно сузилось. Устная религиозная пропаганда в формате религиозного обучения не могла проводиться по причине запрещения, наложенного на преподавание Закона Божия и всякого организованного школьного и внешкольного просвещения. Всякое Евангельское слово в форме религиозной проповеди не могло звучать вне храма и теперь ограничивалось его стенами, но и здесь речи проповедников были под контролем добровольных и оплачиваемых осведомителей, а наиболее многоречивых священников подвергали изъятию , то есть арестовывали. Письменная религиозная пропаганда была ликвидирована лишением Церкви издательских возможностей, национализацией типографий, библиотек, редакций церковных газет и журналов со всем их материальным содержимым, хотя в 1918 г. церковные журналы ещё некоторое время выходили. Советские газеты в изобилии публиковали документы и разоблачения о мощах, о чудесах, материалы антитихоновского толка, статьи отрёкшихся или перекинувшихся в обновленчество священников и опусы разных лиц, ставящих под сомнение веру и религию. Церковь же не имела возможности ответить на этот обличительный и грязный газетный поток. У неё отняли “язык”, но совсем слово пастырей звучать не перестало. Поэтому несоразмерное и неравноправное положение этих двух пропаганд вполне очевидно.

В Конституции РСФСР 1925 г., утверждённой постановлением XII Всероссийского съезда Советов от 11 мая 1925 г., этот пункт о свободе всякой пропаганды сохранён в прежнем виде и получил наименование 4 статьи .

Следующий важный этап в эволюции конституционных норм советского государства связан с внесением поправок в действующую Конституцию 1925 г. 18 мая 1929 г. постановлением XIV Всероссийского съезда Советов в числе многих других была внесена поправка к ст. 4 Конституции, в которой при сохранении возможности ведения антирелигиозной пропаганды отменялось право граждан на религиозную пропаганду с заменой его “свободой религиозных исповеданий”. В новой редакции ст. 4 читалась так: “В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести, церковь отделяется от государства и школа от церкви, а свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды признаётся за всеми гражданами” . Формально статья допускала возможность молиться, читать религиозные книги, участвовать в богослужении, исполнять религиозные обряды, но ограничивала и даже совсем запрещала ведение разговоров на религиозные темы, поскольку в общении могут присутствовать элементы пропаганды или агитации. Содержание церковных проповедей, произносимых во время богослужения, контролировалось.

Закономерным и завершающим актом подавления свободы совести явилась Конституция 1936 г. Текст нового Основного закона Союза ССР был утверждён 5 декабря 1936 г. постановлением Чрезвычайного VIII съезда Советов. В новой Конституции, в части декларирования прав граждан (гл. Х. Основные права и обязанности граждан), было больше соответствия реальному положению свободы совести, чем в предыдущих, то есть конституционная норма в отношении свободы религиозной пропаганды была приведена в соответствие с реальностью. В ст. 123 говорилось об обеспечении равноправия граждан независимо от национальности и расы - во всех областях жизни, но не случайно не обещалось равноправия по религиозному признаку и в религиозной жизни. А в ст. 124 прямо утверждалось: “В целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признаётся за всеми гражданами” . Неупоминание “свободы религиозной пропаганды” означало её запрещение как само собой разумеющееся. Конституция 1936 г. предоставляла гражданам только свободу отправления религиозных культов, полностью отменив возможность не только религиозной пропаганды, но и исповедания религии.

По своему определению пропаганда или распространение веры, толка или учения предполагает обращение к слушателю с целью убеждения и переубеждения, вовлечение другого в число сторонников или приобщение к какой-либо совместной деятельности, обращение собеседника в единомышленника и единоверца. Исповедание веры как обязанность по отношению к Богу означает самоанализ, признание и утверждение своего и самого ценного только в Боге - без убеждения другого, без апелляции к слушателю. Отправление религиозного культа - ещё более узкое поле религиозного самовыражения, состоящее в исполнении обрядов, участии в богослужениях и т. д., то есть в том, что признаётся Церковью обязательным для каждого христианина.

Таким образом в формулировках конституционной нормы прослеживается её изменение - от “свободы религиозной пропаганды” (Конституция 1918 г.), далее - к “свободе религиозных исповеданий” (в изменённой статье 4 Конституции по постановлению XIV Всероссийского съезда Советов в 1929 г.), и наконец, к “свободе отправления религиозных культов” (Конституция 1936 г.). И это при том, что во всех вариантах конституции неизменной оставалась норма о “свободе антирелигиозной пропаганды”. Говоря языком логики, советские законодатели и творцы конституции проделывали ограничительную операцию над христианским словом, сужали поле религиозного самовыражения отдельного православного человека и “затягивали петлю” на свободе совести.

Ряд инструкций Наркомюста РСФСР и декрет ВЦИК 1921 г. сделали невозможным произнесение проповедей, хотя бы в малой степени затрагивающих или упоминающих советскую власть. Всякое вероучительное слово, религиозное наставление и поучение, сказанное священником или мирянином в храме или вне его, а также религиозная проповедь как форма религиозного просвещения детей и взрослых классифицировались советской властью как “религиозная пропаганда”. Содержание произносимых проповедей контролировалось и рассматривалось на предмет их возможного антисоветского и контрреволюционного содержания.

В § 12 циркуляра Наркомюста от 3 января 1919 г. признавалось, что абсолютное запрещение проповедей в храмах на чисто религиозные темы недопустимо, но с “предрассудками” следует бороться не репрессиями, а хорошей школой и пропагандой коммунизма . Декрет ВЦИК от 13 июня 1921 г. в п. 6 допускал свободное произнесение проповедей, как неотъемлемой составной части богослужения, но при условии их исключительно религиозного характера по содержанию. В разъяснении V отдела Наркомюста РСФСР от 16 марта 1922 г. определялось, что частные религиозные собеседования на дому формально не представляют нарушения закона, но “вопрос об их преступности есть вопрос факта, в зависимости от содержания самих бесед” .

Съезды РКП(б) принимали важные и определяющие решения в отношении пропаганды религиозной, как недопустимой, а также указывали пути активизации пропаганды антирелигиозной. VIII съезд РКП(б) в своей резолюции “О политической пропаганде и культурно-просветительной работе в деревне” 18–23 марта 1919 г. определил: “Государственная школа должна быть совершенно отделена от какой бы то ни было религии, и всякая попытка контрреволюционной пропаганды под видом религиозной проповеди должна пресекаться” . В резолюции “О работе РКП в деревне” XII съезд РКП(б) указал, что “сектантской пропаганде и поповской армии надо противопоставить антирелигиозную пропаганду” (п. 18) . XIII съездом РКП(б) была принята аналогичная резолюция, отметившая недопустимость имевших место “административных мер борьбы с религиозными предрассудками” и призвавшая партработников к немедленному их устранению .

Среди нормативных актов года “великого перелома”, которыми узаконивались дальнейшие гонения на Церковь, преследования и ограничения в правах верующих, знаковым в жизни школы и общества стало постановление Политбюро ЦК ВКП(б) “О мерах по усилению антирелигиозной работы” от 24 января 1929 г. . Его принято считать официальным объявлением перехода к антирелигиозному воспитанию в школе, хотя во многих местах СССР антирелигиозное воспитание в школах было введено фактически уже с 1928/29 учебного года. Постановление довершило выстроенную пирамиду антирелигиозной работы и означало объявление не идеологической, как ранее, а политической борьбы с Церковью: Наркомвнуделу и ОГПУ предписывалось “не допускать никоим образом нарушения советского законодательства религиозными обществами, имея в виду, что религиозные организации являются единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы” .

Никаких возможностей для просветительно-миссионерской, катехизаторско-образовательной, благотворительной деятельности не оставляло Церкви постановление ВЦИК и СНК “О религиозных объединениях” от 8 апреля 1929 г. . Главполитпросвет РСФСР намечал масштабную кампанию по антирелигиозной пропаганде в городе и деревне , которая привела бы в конечном счёте к “сплош­ной атеизации” населения. Таким образом, советским законодательством, партийными решениями и циркулярами исполнительной власти перекрывались все каналы взаимодействия Церкви с народом. Религиозное слово и голос священнослужителя были поставлены вне закона. Государственные и партийные органы не скрывали своих планов и намерений по скорейшему отделению Церкви от народа.

Важнейшим законоположением советского государства и инструментом в решении социально-экономических и политических задач был Уголовный кодекс РСФСР, введённый в действие с 1 июня 1922 г. постановлением ВЦИК . “Особенная часть” УК РСФСР 1922 г. в редакции, принятой 2-й сессией ВЦИКа X созыва, включала главу “государственные преступления”, а в последнюю входил раздел “контрреволюционных преступлений” (ст.ст. 57–73) . В указанном разделе определялся широкий спектр действий, подпадающих под “контрреволюционные преступления”. Это “пропаганда и агитация, выражающаяся в призыве к свержению власти советов путём ненасильнических или изменнических действий, или путём активного или пассивного сопротивления”, а также “призыв к невыполнению или противодействию распоряжений центральной или местной власти”; особо оговаривались те же действия, но при возникновении “народных волнений” (ст. 69). Это “изготовление, хранение с целью распространения и распространение агитационной литературы контрреволюционного характера” (ст. 72) и “измышление и распространение в контрреволюционных целях ложных слухов или неверных сведений, могущих вызвать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать её” (ст. 73) .

В новой редакции Уголовного кодекса РСФСР 1927 г. глава “Преступления государственные” содержала раздел “контрреволюционных преступлений”, принятых 6 июня 1927 г. и рассматриваемых в статьях 58–1 - 58–14 . По определению, данному в ст. 58–1, контрреволюционной деятельностью признавалось “всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских Советов” или “к подрыву или ослаблению безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции” .

Самой применяемой на практике статьёй УК РСФСР, по которой привлекались к судебной ответственности духовенство и служители церкви, была ст. 58–10 (“контрреволюционная агитация”). В своей первой части она была сформулирована так: “Пропаганда или агитация, содержащие призывы к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.ст. 58–2 - 58–9 настоящего Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собою лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже шести месяцев”. В первой части статьи не предусматривалось “высшей меры социальной защиты” - расстрела, но определялись длительные сроки, которые при смягчающих обстоятельствах могли быть снижены до минимального - 6 месяцев со строгой изоляцией и с конфискацией имущества. Во второй её части была ссылка на ст. 58–2, в которой определялось условие, значительно устрожающее наказание: “Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собою меры социальной защиты, указанные в статье 58–2 настоящего Кодекса” . Такими “мерами социальной защиты” признавались следующие наказания: высшая мера - расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства, изгнание из пределов Союза ССР, или лишение свободы со строгой изоляцией на срок не менее трёх лет с конфискацией всего или части имущества .

Потенциал и энергия чудовищной силы, заложенные в ст. 58–10, позволяли на “законных основаниях” привлекать к уголовной ответственности всякого недовольного действиями советской власти, критикующего её . По этой мрачной статье были осуждены сотни тысяч людей . Таким способом советская власть защищала от народа “завоевания революции” и своё право определять пути и методы построения социализма.

3. “Контрреволюционные” высказывания
священнослужителей как причина репрессий
(по материалам Нижней Волги, 1920–1930-е гг.)

Из материалов cледственных и обвинительных дел ЧК–ОГПУ–НКВД (по документам и материалам Архива управления ФСБ по Волгоградской области) выясняется, что высказывания, призывы и реплики, проповеди и разговоры священнослужителей по своему содержанию квалифицировались органами ОГПУ как “контрреволюционные”, за что фигуранты и привлекались к ответственности. Причём единственной причиной ареста и последующего осуждения были исключительно высказывания: не действия, не вооружённые выступления, не организация заговоров или акций невыполнения тех или иных государственных установлений, а именно устные публичные или приватные высказывания. Всякая группа единомышленников, церковных людей - священников и мирян, озабоченных состоянием и сохранением храма, богослужения, религиозного просвещения, - относилась советской властью к разряду “контрреволюционных”. С другой стороны, высказывания священников можно рассматривать как часть и продолжение религиозного просвещения взрослых и детей в бытовых ситуациях повседневности, коммуникативного взаимодействия “говорящего” и “слушающего”, в формате общения, не носящего учебно-заданный и заранее задуманный характер. Поэтому феномен высказываний мирян и священнослужителей интересен как с точки зрения обвинения в контрреволюционности, так и в контексте изучения внеформатного и неформального религиозного просвещения.

По мнению крупного философа, социолога и филолога М. М. Бахтина, разработчика теории интерпретации высказывания, организующий центр высказываний находится не внутри говорящего, а вне его, то есть в социальной среде, в условиях жизни и труда . Органы ОГПУ–НКВД, призванные пресекать всякое выходящее наружу недовольство, подходили к этим высказываниям иначе - видели в них причину, достаточное основание для привлечения к судебной ответственности. Поэтому резкие и некорректные высказывания служили достаточной причиной для возбуж­дения уголовного преследования и дальнейших репрессий в отношении говорящего вплоть до расстрела.

Высказывания направлялись против мероприятий советской власти в деревне: раскулачивания, экономической политики удушения крестьянского хозяйства, кратного обложения, грабительских займов, внедряемого во все сферы жизни классового принципа, налоговой политики, обобществления средств производства земледелия, изъятия хлеба, массовой коллективизации и колхозного строительства - и шире - против советской власти. В них выражались мысли о неосуществимости социализма в России. Говорящий народ выказывал большое недоверие к Конституции и последняя подвергалась самой жёсткой критике. Повсеместно распространялись слухи о войне грядущей - об интервенции с запада или востока, о готовящемся восстании внутри страны. Вожди государства и партии однозначно характеризовались, как “антихристы” и слуги антихриста и т. д. В высказываниях формулировалось возмущение по поводу закрытия храмов, ограничения внехрамовых религиозных действий (паломничеств, крестных ходов, водосвятий), гонений верующих и духовенства. Особенное недовольство вызывали изъятие Закона Божия из школьного преподавания и сама советская школа с её безбожным воспитанием. В таких высказываниях органам ОГПУ–НКВД виделась достаточная причастность субъекта высказывания к “враждебному” классу. Чаще всего к таковым относили крестьян и священнослужителей.

Высказывания священнослужителей облекались в религиозную форму и оболочку: та или иная мысль получала подкрепление путём привлечения религиозного толкования. Религиозное объяснение событий, происходящих во времени и пространстве, предполагало религиозную критику политики советской власти, возникала тема антихриста, слухи разного свойства и т. д. Объяснения эти укладывались в темы Закона Божия. Религиозная пропаганда хотя и была разрешена по закону, но фактически она не допускалась вне церкви. Граница между допускаемой религиозной пропагандой и некорректными, контрреволюционными высказываниями в отношении советской власти была подвижной и определялась органами. Под религиозное и вероучительное слово, актуализированное ко времени, к месту и к обстоятельствам, относимое к определённому поводу, подводилась контрреволюционная подоплёка. Всякое религиозное и вероучительное высказывание, вне храма особенно, противоречило истинам господствовавшей идео­логии.

По содержанию и форме высказывания в качестве устной речи можно классифицировать как вероучительные проповеди, законоучительные поучения, наставления и разъяснения, комментарии политических событий и мероприятий советской власти и т. д., - в формате стихийных ситуаций повседневности, а также в организованных формах - собраний, заранее оговоренных встреч, выступлений на устраиваемых советской властью антирелигиозных диспутах и т. д. Священники, говорящие языком священных текстов, проводили исторические параллели, сравнивая современные события с библейскими и новозаветными временами, предлагали слушателям своё символическое, аллегорическое и метафорическое объяснение или прочтение Ветхого и Нового Завета, актуализируя тексты священных книг, привязывая их к безбожной действительности для осмысления происходящих перемен.

Глубоко исследовавший социальную природу и сущность высказываний М. М. Бахтин, на наш взгляд, односторонне истолковал проблему, посчитав, что природа высказывания состоит только во внешних по отношению к говорящему субъекту условиях и обстоятельствах. Источник и природа высказывания заключены ещё и в говорящем, в его личностном отношении, которое есть результат его воспитания, рода занятий, духовных исканий, тревог и забот и т. д. Религиозные люди, священнослужители привносили в высказывания вероучительный смысл, по-религиозному воспринимали окружающую обстановку гонений, преследований Церкви и запретов.

Приведём примеры высказываний священников Сталинградской губернии и Нижне-Волжского края в 1920–1930-х гг., не связанных между собой, относящихся к разным годам - и только в отношении отменённого Закона Божия, необходимости религиозного образования и просвещения, проповедей и нравоучительных бесед. Многочисленные свидетельства и факты такого рода содержатся в материалах следственных и обвинительных дел ЧК–ОГПУ–НКВД (по документам Архива управления ФСБ по Волгоградской области).

В отчётном материале Царицынской Чрезвычайной комиссии за 1918–1920 гг. имеется информация о характере проповедей царицынского духовенства: “Пользуясь темнотой местного крестьянства, духовенство прибегло к своему старому средству. В церкви прямо с амвона попы расточали свои проклятия по адресу большевиков…”. В Царицынском уезде отмечались “контрреволюционные” разговоры: “один поп упорно ведёт среди местных крестьян агитацию за то, чтобы закрыть культурно-просве­ти­ тель­ный Отдел и ввести преподавание Закона Божьего в школе ” .

В 1925 г. Царицынский губотдел ОГПУ держал в поле своего зрения вопрос о нелегальном преподавании религиозных учений и информировал губотдел народного образования о таких фактах для принятия мер: «2-й Донокруг: старообрядческий поп Ольховского хутора станицы Степано-Разинской Митрохин Ефим, дабы поддержать религиозный дух среди верующих, открыл у себя на дому школу с религиозным уклоном. Граждане сейчас же стали забирать своих детей из Единой трудовой школы и отдавать попу на обучение. По инициативе старообрядческого попа хут. Погодинского ст. Нижне-Чирской Ляпичева Михаила организована школа религиозного культа по изучению азбуки, часовника, псалтыря и т. п. Перед открытием этой школы поп Ляпичев говорил гражданам: “Не нужно нам школы педагогического воспитания, которую рекомендует Соввласть, а нужно нам создать школу по своему обряду, полезную, дабы не покинуть свою религию ”» .

В качестве другого примера, каких сотни и более, приведём типичное дело на бесприходного священника г. Сталинграда Донскова (Ханова) Евгения Гавриловича, осуждённого 29 марта 1929 г. Особым совещанием при Коллегии Сталинградского ОГПУ по ст. 58–10 УК РСФСР к ссылке в Сибирь на три года. Из одиннадцати эпизодов, вменяемых в вину Е. Г. Донскову, послуживших основанием к обвинению его в “антисоветской агитации и распространении провокационных слухов, подрывающих авторитет Советской власти”, приведём лишь один. 31 октября 1928 г. в разговоре с председателем церковного совета общины Скорбященской церкви г. Сталинграда Е. Г. Донсков сильно негодовал на власть, на притеснения священнослужителей, в качестве примера ссылался на непомерно высокую плату за обучение детей, на аресты и ссылки священников православной ориентации. Донсков говорил: “Советская власть делает всё двояко: одной рукой разбрасывает милостивые зёрна, предоставляя право свободной религиозной и антирелигиозной пропаганды, а другой отравляет их, запрещая преподавать детям вероучение и в то же время в школах и детских организациях чуть не с пелёнок внушают детям богомерзкие идеи атеизма , со всеми логическими выводами из них” (см. документ 1 в приложении).

Аналогичные или близкие по смыслу высказывания о воспитании детей в великом множестве находим в материалах о канонизированных на Архиерейском соборе 2000 г. священнослужителях .

Немало беспокойства органам власти доставляли монахини закрытых в первой половине 1920-х гг. монастырей. Так в 1929 г. возникло дело о монахинях бывшего Усть-Медведицкого монасты­ря. Согласно обвинительному заключению монахини являли собой “чуждый элемент по своему идеологическому мировоззрению”, распространяли среди всего казачьего населения “провокационные слухи”, вели “антисоветскую агитацию, искусственно создавая во мнении населения паническое настроение и возмущение против существующего порядка управления с целью подрыва авторитета её советской власти представителей”. По поводу изданного советской властью декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви декрет СНК от 20 января 1918 г. говорили казакам, что “изданный декрет безбожной властью признавать нельзя, ибо его издала власть антихриста , во главе которой стоит антихрист Ленин” .

В вину монахиням вменялось противодействие закрытию церквей, проявлявшееся в агитации, призывах к недопущению закрытия. Ещё одним важным для следствия пунктом обвинения монахинь была их подпольная и незаконная с точки зрения советских органов просветительская деятельность в отношении детей находящейся рядом детской колонии, забота и попечение о них. В результате закрытия монастыря монашек сильно потеснили, оставив им несколько помещений, а в остальных устроили детскую колонию. По версии следователя, монахини ставили своей целью “заманивать в свои келии детей и учить их молиться ”. В результате, как записано в заключении, дети, “под влиянием религиозного дурмана, крадучись ходили к монашкам из детдома в их келии, где и молились”. На самом деле детей здесь подкармливали, заботились о них, с ними по-человечески разговаривали, и конечно же, им внушали идею Бога, без которой нельзя жить. И говорили, что те девочки из детской колонии, которые вступали в комсомол, были все распущены, занимались проституцией .

Если до 1917 г. ставился вопрос о необходимости сближения школы и Церкви с целью более эффективной организации религиозно-нравственного воспитания детей и юношества, то в 1920-е гг. школа всё дальше отходила от Церкви, становилась орудием диктатуры пролетариата в области просвещения, вкладывала в детей безбожные начала, что вызывало немалое возмущение родителей и священнослужителей. Священник церкви хут. Ромашкина Нижне-Чирского района Нижне-Волжского края С. И. Фомин в 1930 г. в проповедях призывал граждан “чаще посещать церковь, детей в первую очередь посылать в церковь, а потом в школу ”, а также говорил о переживаемых трудностях и о том, что “эти трудности посланы Богом за недостаточное внимание к церкви, что неурожай тоже посылается Богом за как наказание” .

Колхозное строительство породило немало отрицательных явлений, среди которых привычным стало сквернословие и самая отвратительная ругань. Священники связывали всеобщее распространение бранных слов с насаждением колхозов. Священник церкви станицы Клетской Нижне-Волжского края А. А. Благовидов, 1870 года рождения, в 1932 г. в проповедях и беседах с прихожанами указывал на такое недопустимое явление, как матерная брань: “Раньше такого богохульства не было - все уважали святую церковь, а сейчас этого богохульства насажали везде, - взять к примеру колхозы: это гнёзда богохульства, в колхозах всюду слышен мат в Бога ”. И обращаясь к слушателям, призывал их: “Надо за православную церковь постоять и не допустить её поругания, как стояли древние христиане, несмотря ни на какие гонения язычников. Победит тот, кто с верой во Христа, не считаясь со своей жизнью, самоотверженно борется за церковь, только тот спасёт свою душу”. Поскольку у многих прихожан были дети, внуки, А. А. Благовидов призывал их к исполнению родительского долга и говорил о воспитании детей следующее: “Ваших детей учат дурному в советской школе, но вы, родители, должны их от всего развратного - чему их учат - отвлекать и воспитывать в духе христианском”.

Другие размышления и рассуждения священника Благовидова также заслуживают внимания. В единении верующих А. А. Благовидов видел единственный путь спасения от большевистского режима: “Единственное спасение страны от такого бедствия как советская власть, это - объединение верующих, которые должны обратиться к церкви, где и получат от пастыря наставления”. Он подчёркивал государствообразующую роль церкви и религии: “Вы знаете, какая была великая Российская империя, а, как пала в ней религия, пало и государство, с падением религии и нравственных устоев может погибнуть и государство , а как восстановится религия, так и окрепнет государство” .

Открытая борьба с Церковью, гонения на духовенство и верующих и сужение сферы реализации религиозных потребностей породили такое явление, как неканонические формы религиозной жизни и проявления религиозной воли - организованные и стихийные. В Царицыне в 1920–1930-е гг. существовала одна такая подпольная (или нелегальная) община. Это была группа “илиодоровцев”, в состав которой входили последователи бывшего иеромонаха Илиодора и блаженной Марфы Царицынской, “разоблачённая” Царицынским НКВД в 1934 г. Вся опасность и контрреволюционность группы состояла в том, что женщины (в основном) молились у кого-либо на дому, хранили и читали религиозную литературу, переписывали и распространяли послания Патриарха Тихона, читали и обсуждали в своём кругу апокалиптическую литературу и предсказания, вели беседы с верующими, обсуждали текущую деятельность “безбожной власти”. Группа имела явно антисемитский уклон: читались и цитировались с комментариями известные “Протоколы Сионских мудрецов”, что было обычным и типичным для православного сознания явлением. Объяснение гонений Церкви и причины введения массового безбожия народ находил в еврейском происхождении немалого числа руководителей партии и государства. Русские же по национальности гонители веры (к примеру, М. И. Калинин) объявлялись послушными исполнителями воли и “слугами” первых.

Привлечённые по делу 24 обвиняемых (в их числе и бесприходские священники) - «вели систематическую контрреволюционную религиозно-монархическую агитацию, построенную на толковании в монархическом духе пророчества “священных книг”» . Всех осуждённых приговорили к 3 годам исправительных лагерей и ссылок в Казахстан и в Туруханский край. Один М. М. Труфанов (родной брат Сергея Михайловича Труфанова - б. иеромонаха Илиодора) получил 5 лет лагерей, где он и умер .

Возглавлявшая группу Т. М. Решет­­ни­кова (по прозвищу “Таня стри­женая”) обвинялась в “агита­ции о неприемле­мости советских школ как безбож­ных ” и в том, что “ставила вопрос о воспитании молодёжи в религиозном духе ” .

М. М. Труфанов. 1934 г.
Фото из следственного дела
(АУ ФСБ ВО)

Священник Казанской церкви г. Ста­линграда Владимир Князевский, арестованный по делу о контрреволюционной агитации и произнесении проповедей антисоветского характера, 9 марта 1935 г., отвечая на вопрос следователя о его взглядах в отношении религии, свидетельствовал: «Отношение моё к религии исходит из моих религиозных убеждений - быть до конца искренне убеждённым последователем православной церкви <…> Религия вложена человеку вместе с жизнью Богом. Поэтому с моей стороны и исходили иногда недовольства, которые я высказывал, когда ущемляли Церковь или меня как духовную личность. Так, например, в момент закрытия церквей я высказывал недовольство антисоветского порядка, что дальше так продолжаться не может, чтобы наша православная религия погасла. Рано или поздно всё же данный строй должен измениться, а то, что желает “наше” правительство, быть не может, так как моё твёрдое убеждение остаётся прежним, что идеи христианства в конце концов должны восторжествовать и век материализма должен быть заменён веком подъёма духовных христианских сил». На вопрос следователя, “считаете ли вы, что коммунизм грозит гибелью всей культуре человечества?”, В. Н. Князевский отвечал: “Да, я считал и считаю, что торжество коммунизма грозит гибелью культуре человечества и это я чувствую на собственной спине, что культура угасает, как угасает и религия, но не вся культура в целом, а отдельные её звенья, как-то: свобода слова, свобода печати и религия” .
Несколько раз (по меньшей мере 3 раза - в 1923, 1926 и 1935 гг.) за произнесение “контрреволюционных проповедей” привлекался к уголовной ответственности епископ Пётр (Соколов Павел Иванович), служивший в Саратовской и Сталинградской епархии.

Архиепископ Сталинградский Пётр (Соколов). 1935 г.
Фото из следственного дела (АУ ФСБ ВО)

Будучи Вольским викарным епископом Пётр (Соколов) 23 сентября 1926 г. во время богослужения в церкви сёл Никольского хутора при фабрике “Красный Октябрь” произнёс проповедь, смысл которой сводился к следующему: “Я призываю вас к религии, которая даст нам разумную и мудрую жизнь. Мы в настоящее время стали бояться религии, которая даёт нам жизнь на земле. Мы отстаём даже от других религий, которые в каждой семье имеют религиозные книги”. И говоря о наступившем для верующих тяжёлом времени: “Мы окружены страшными врагами, которые ставят в унижение нашу религию и Св. Церковь” .

В Сталинграде епископ Пётр также обвинялся в 1935 г. в антисоветской деятельности, а конкретно в том, что “систематически выступал в церкви с проповедями контрреволюционного характера, поощрял контрреволюционную деятельность илиодоровцев-мо­нархистов, то есть в преступлении, предусмотренном ст. 58–10 УК РСФСР” .

Как видно из приведённых выше обвинительных дел, органами ЧК–ОГПУ–НКВД жёстко контролировалась область публичных и приватных высказываний. Большой массив изученных архивных документов в материалах АУ ФСБ ВО позволяет сделать вывод о том, что все привлечённые и осуждённые прежде всего высказывались, то есть допускали некорректные характеристики советской власти, тем самым будоражили общественное мнение, призывали к защите храмов и веры ненасильственными способами, обсуждали в беседах и разговорах мероприятия советской власти, обличали существующий порядок и особенно осуждали действия властей в отношении Церкви и запрещения религиозного воспитания и обучения детей.

Помещённые в приложении два документа не являются уникальными или необычными, скорее это - типичные обвинительные заключения в ряду сотен и тысяч им подобных. “Сконструированные” и “подогнанные” по форме под пресловутую ст. 58 п. 10 УК РСФСР, указанные обвинительные дела вполне соответствовали последней. Классификация преступления была обоснованной, поскольку “антисоветской агитацией” и “контрреволюционным преступлением” являлось всякое проявление недовольства политикой советской власти, любое озвученное выражение приверженности граждан не коммунизму или советской власти, а церкви и религии. Все подобные высказывания, как и религиозные истолкования советской действительности, попытки религиозного просвещения детей и взрослых, - трактовались и квалифицировались как “контрреволюционная агитация”. Выходило, что если гражданин говорит нечто критическое в отношении коммунистической партии и государственных органов, если он публично отвергает атеизм как идеологическую основу большевизма, то значит он - “контрреволюционер”. Если говорящий только утверждает высочайшую ценность христианских принципов и евангельской морали, не указывая на противоположность навязываемого государством безбожия, не упоминая и не отвергая прямо атеизма, то он - также “контрреволюционер” и пропагандист чуждых советскому строю принципов.

В исторических работах утвердилось мнение о массовых фальсификациях дел, что является полуправдой. Конечно, в результате приведения дела в соответствие со ст. 58 следователи позволяли себе предварительные заготовки протоколов показаний обвиняемых, которые затем заставляли их подписывать, подделывали подписи под показаниями, применяли силовые, провокационные и циничные способы признания вины, добивались от обвиняемых оговоров и самооговоров. Нахождение арестованного под следствием в тюремных учреждениях, в невыносимых и ужасных условиях содержания, также сильно ускоряло завершение расследования. Применялись нажим, пытки, оскорбления, приводящие к тяжёлым физическим и нравственным мучениям подследственного. И абсолютно прав священник А. Мазырин, пишущий об имевших место фальсификациях и о трудностях прочтения следственных документов . Но не это было главным. Корни и причины того, что репрессивная машина работала безостановочно десятки лет, надо искать в другом - в тех самых документах, законодательных и правовых установлениях советской власти, которые санкционировали массовые репрессии. Важнейшим из таких являлся классовый по природе и методологии УК РСФСР 1927 г. и его печально знаменитая ст. 58. Формулировки этой статьи (пп. 1–14) допускали, позволяли и приветствовали чрезвычайно широкое их толкование и возможности применения. И если единственным средством священнослужителя и одновременно его страшным и опасным оружием для советской власти было слово - просвещающее и обличающее, то статья 58-я заставляла его замолчать, она была направлена против этого слова.

Следуя интерпретативной теории высказывания М. М. Бахтина, можно утверждать, что в терминах лингвистики и социологии ст. 58 являлась образцом и настоящим шедевром охарактеризованного философом направления в объяснении природы высказывания - “индивидуалистического субъективизма”. Эта самая зловещая статья Уголовного кодекса, с одной стороны, позволяла рассматривать субъект высказывания (говорящего, обвиняемого) как единственный источник и причину высказывания, с другой, давала следователю право и возможность не озабочиваться поиском доказательств виновности вне личности говорящего (обвиняемого), ибо вина по этой методике - только в субъекте высказывания, в его личности, но никак не во внешних условиях или среде .

Главной причиной возбуждения уголовного преследования и применения репрессивных мер к священнослужителям были их “контрреволюционные” высказывания. Но что же было источником или поводом для таких высказываний? И в ответе на этот вопрос возможны два пути объяснения. Первый ответ предполагает, что побудительной причиной для критических и резких высказываний была внешняя среда, условия окружающей действительности, политическая и социальная реальность 1920-х гг., то есть факторы внешние по отношению к говорящему. Другое объяснение некорректных в отношении советской власти разговоров состояло в том, что высказывания целиком были обусловлены личностью говорящего, проповедующего, агитирующего священника. Вот это объяснение и было взято органами советских спецслужб в качестве методологической основы для репрессий, поэтому дорого обошлось сотням тысяч пострадавших.

Все вышеприведённые высказывания вступали в противоречие с советским законодательством - нормами конституционного и уголовного права, декретами ВЦИК, инструкциями Наркомюста РСФСР и руководящими партийными положениями, поэтому они классифицировались как контрреволюционные и включались в предъявляемый обвинительный реестр ст. 58–10.

Таким образом, священнослужители привлекались за высказывания в адрес советской власти в полном соответствии с установленными в государстве правовыми нормами. Тезис о фабрикации обвинений и фальсификации дел уводит исследователя в сторону от главного - от поиска причин трагедии репрессий. Всякие рассуждения историков исключительно и только о “подменах”, “фальсификациях”, “несправедливых осуждениях”, “незаконных” репрессиях и ошибках следователей представляются полуправдой. Нужна полная правда, которая состоит в том, что в программных документах РКП(б) - ВКП(б) и в законоположениях советского государства была заложена неправда. Ложь, фальсификации и подмены были изначально определены в советском законодательстве - с целью “подменить” личность человека, переделав её, уничтожив и стерев в ней религиозное начало и христианскую сущность, сфальсифицировать в ней “другую” личность - лояльную к власти и безбожную. Поэтому и прежде всего нужна юридически-правовая и нравственная оценка тем правовым актам государственной власти, которые и запускали механизм репрессий.

Документ 1

“В ШКОЛАХ … ВНУШАЮТ ДЕТЯМ БОГОМЕРЗКИЕ ИДЕИ АТЕИЗМА”

Обвинительное заключение по следственному делу № 6 на священника Донскова (Ханова) Евгения Гавриловича,

Я, уполномоченный 1-го Отделения Сталинградского Окружного Отдела ОГПУ Гамаюнов, рассмотрев сего числа следственное дело за № 6 на священника г. Сталинграда ДОНСКОВА (Ханова) Евгения Гавриловича, обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ст. 58 п. 10 УК, НАШЁЛ, что священник Донсков, на протяжении всего существования Советской власти ведёт беспрерывную антисоветскую агитацию, за что неоднократно был арестован и, даже, в 1920 году Донсков был судим Ревтрибуналом за антисоветскую агитацию и присуждён к 5-ти годам в концлагерь, откуда по амнистии был освобождён в 1922 году.

По освобождении Донскова он некоторое время ничем себя не проявлял, а затем, вновь начал вести антисоветскую агитацию.

В июне месяце 1923 г. Донсков, во время изъятия церковных ценностей, уговорил сторожа закрытой на бывшем Орудийном заводе церкви, не сдавать ценности, а отдать их ему. На что сторож Горбачёв согласился и массу ценностей Донсков взял себе. Когда же узнали его проделки некоторые члены коллектива данной церкви и хотели донести гражданской власти, то он уговорил их не делать этого. При этом говорил: “Ведь это церковные ценности и отдавать их коммунистам не следует, так как коммунисты продадут их за границу и часть денег употребят на строительство синагог, а остальные пропьют. Ведь в центре сидят все жиды и они только стараются закрывать православные церкви, а синагоги укреплять”.

5-го ноября 1923 года Донсков, узнав о том, что во время празднования Октябрьской революции, на митингах по цехам завода “Красный Октябрь” будут поставлен вопрос о закрытии церкви на пос. им. Рыкова, по окончании обедни, во время проповеди, говорил: “Дорогие братья и сёстры! Скоро у коммунистов будет праздник; не ходите на их митинг, ибо там - последователи антихриста - коммунисты будут решать вопрос о закрытии нашей святой церкви. Знайте, православные, антихрист народился и начал гонение на православную веру. Со своей стороны я приложу все усилия к недопущению закрытия церкви и, если для этого потребуется моя жизнь, я готов всё принести на алтарь православия”.

В январе месяце 1924 года, когда из закрытой церкви пос. им. Рыкова стали выносить иконы, около церкви собралась толпа фанатически настроенного элемента, среди каковых был усиленный ропот. В это время к толпе подошёл Донсков и стал кричать: “Что же вы ропщете?! Если вам дорога святая церковь, вы должны постоять за неё; вы - сила, вам стоит только поднажать на этих христопродавцев-коммунистов и церковь будет наша”.

За такую агитацию, 3-го марта 1924 года, Донсков был арестован и дело о нём было направлено в Коллегию ОГПУ, каковая за недостаточностью данных дело прекратила и 17-го апреля 1924 года Донсков был освобождён.

По освобождении Донскова из-под ареста и объявлении ему о прекращении его дела, Донсков также некоторое время не проявлял себя, но затем, как антисоветский элемент, повёл усиленную агитацию против Советской власти. Как более яркие факты и относящиеся к недалёкому прошлому, приводим ниже:

1) В начале 1928 года Донсков, будучи на квартире гр-на Плахотина, по окончании молебна, говорил: “Вот скоро отмучаемся. Скоро Советская власти рухнет и тогда все заживём по хорошему. В сентябре будет война: против России идут все государства и, конечно, её раздавят”.

2) В феврале месяце 1928 года Донсков, будучи в доме одного гражданина, где после угощения вином он говорил: “Пусть не думают приспешники сатаны, что я так кроток, как кажусь. Я нигде не упускаю момента громить и разоблачать их, но я это делаю так тонко, что они ко мне не подкопаются, а между тем семя, брошенное моей рукой, даст плодовые всходы. Я никогда не прощу своей разлуки с любимой дочерью, каковую эти хамы загнали в Сербию, но скоро им придёт конец, так как западные друзья и защитники бога здорово начинают беспокоить Советы, которые так боятся их, что противореча своей программе, стараются заключить дружбу с капиталистами, лишь бы только они не помешали им распутствовать в святых чертогах царских великого кремля”.

3) В апреле месяце 1928 года, в один из воскресных дней священник Донсков, будучи на базаре заводского посёлка им. Рыкова, собрав вокруг себя большую толпу крестьян и рабочих, споря с каким-то гражданином, горячо восклицал: “Ваша теория далека от практики. Одни слова, слова и слова, а между тем, достаточно взглянуть, вот хотя бы на окружающих нас крестьян и истина станет очевидна: одни одеты как дикари - они наши кормилицы, а находятся в первобытном состоянии. Партия, стремясь укрепить своё благосостояние, о них совершенно забыла. У них берут всё, с них дерут непосильные налоги, а им не дают даже предметов первой необходимости, как-то: обувь, мануфактуру и т.д. Сейчас все деревни загромождены машинами, дескать работай, а в чём работать? Того и нет. Между тем, себя в предметах роскоши не забывают. Вот, возьмите хотя бы нашего председателя поселкового Совета Фёдорова, чем он был - из беднейших беднейших, а теперь как барин. Вот вам и правда”.

4) 5-го июля 1928 года, после литургии на дому у одного из прихожан, Донсков, окружённый большой толпой верующих, призывал их к единению, сплочению и стойкости в вере. Причём заявил: “Хотя у нас и нет храма, хотя Правительство и отняло его у нас и мы, гонимые безумцами - атеистами, остались без божественного крова, но мы - истинные страдальцы за правду, не должны забывать тропы в царство светлое и не должны разъединяться из-за того, что у нас нет храма и храм закрыт. Ещё немного осталось терпеть и господь всеблагий освободит нас от гонителей наших”.

5) 22-го августа 1928 года священник Донсков, помогая причту городской Скорбященской церкви в вечерней службе, во время таковой, в свободные от службы промежутки, беседуя с Зайцевым, Соболевым, священником Благовидовым, Николаем Поповым и др., в присутствии группы верующих, по вопросу обновленческой ориентации и циркулирующих среди религиозных слоёв населения слухов о предполагающемся закрытии нового кафедрального собора, находящегося в ведении обновленческого духовенства, сказал: «Советское Правительство противоречит себе. Издало закон об отделении церкви от государства, а в действительности легальными - через Административный Отдел и нелегальными - через ГПУ путями управляет ею для разложения религии вообще. Причём, обновленцы много им помогают, вследствие чего власть, конечно, - “ласковое теля, лижущее зад двух маток”, - не обидит и собора не отберёт. Но будьте уверены, что если бы нашёлся хотя ничтожный повод придраться в нам - православному течению, то партия не остановилась бы ни перед чем и в 24 секунды мы лишились бы сего христова убежища, так как советские дворяне, образующие из себя наше верховное Правительство, принимают к этому все меры. К подавлению староцерковной православной религии власть пользуется всеми поводами, не останавливаясь, даже, перед подлостями, лишь бы громославить, что из такого-то де храма сделать публичный притон». Слова Донскова возбуждающе подействовали на слушающих и вызвали сих стороны массу нареканий на власть Советов и Компартии.

6) 31-го октября 1928 года Донсков был в квартире председателя церковного совета Скорбященской общины Кирсанова Ивана Акимовича. В разговоре с ним сильно негодовал на власть, на притеснения священнослужителей, делаемые, якобы, ею. Как примеры приводил: непомерно доходам возложенную плату за обучение детей, арест и ссылка священников православной ориентации, причём говорил: «Советская власть делает всё двояко: одной рукой разбрасывает милостивые зёрна, предоставляя право свободной религиозной и антирелигиозной пропаганды, а другой отравляет их, запрещая преподавать детям вероучение и в то же время в школах и детских организациях чуть не с пелёнок внушают детям богомерзкие идеи атеизма, со всеми логическими выводами из них . Вместо ожидаемой правды бедняцкой мы дождались только горы подлостей и мерзостей, да это от бывших царей преступных подонков общества, от деклассированных извергов нужно было ожидать. Глупцы доверились льстивым фразам диавола, но господь не забудет их и скоро меч архистратига, по велению господню, оградит путь гадости и зла и сейчас к одному нужно стремиться - это сохранить свою жизнь, ложно покоряясь им, не даром, де сказано, что “и ложь бывает во спасение”».

7) 9-го января 1928 года, во время обедни, говоря проповедь “О вере, любви и надежде”, Донсков начал словами: “Нужно истинно верить в Христа распятого, любить его и надеяться, что час избавления скоро пробьёт и чёрные дни истязания веры отойдут в область мрачного предания. Мне, вашему пастырю и отцу духовному, с великой болью сердца пришлось видеть прошлые два дня торжества диавольского, как многие из вас, прельстясь распутством Содома и Гоморры, забыли бога и его палачей и соединились с ними воедино, направились славить дела их, вместо того, чтобы скорбить душой и молиться всевышнему об избавлении от мракобесия дней наших”.

Проповедь явно была построена, хотя и евангельскими цитатами, но против Советской власти, так как дни, упоминаемые в проповеди Донскова, были днями Октябрьских торжеств. Своим красноречием Донсков достиг желаемого результата, настроив антисоветски слушающую массу, в числе коих была молодёжь и старые, ещё не отставшие от религии рабочие-производственники завода “Красный октябрь” и др.

8) 24-го октября 1928 года, священник Донсков, собрав около своей квартиры группу женщин и мужчин, стал доказывать, что власть путает дни религиозных праздников, думая заглушить религию. Как факт приводил, что «вот юридически установили празднование рождества христова 25–26 декабря по новому летоисчислению, но чтобы остались “волки сыты и овцы целы”, власть даёт задание партии вынести на местах протесты, якобы, от рабочих, за то, чтобы эти дни не праздновать, а перенести на революционные праздники», делая из этого вывод, что “дорого яичко к пасхальному дню”, так и день отдыха, для верующего рабочего - ко дню события. Естественно, работая ежегодно в этот день, массы постепенно будут забывать свершившееся великое событие, но власть ошибается, делая такие детские предположения: чем больше она будет преследовать, тем скорее рухнет сама. Есть пословица, что “роющий яму другому - сам в неё упадёт”. Впоследствии разговор перешёл на тему проводящихся отчётных собраний о работе Горсовета. Донсков сказал: «Отчитываются до тех пор, пока сами себя не отчитают; что толку в этих отчётах - слова, да бумага! Рекламой глаза закрывают, но ведь дутую рекламу сразу может сорвать лёгкий ветерок, а этот “ветерок” - с запада здорово начинает подувать, даже здесь его “сквознячок” на восток чувствуется, Придётся видно быть свидетелями, когда у коммунистов от него “насморк” начнётся».

Всё вышеизложенное подтверждается свидетельскими показаниями.

Обвиняемый Донсков Евгений Гаврилович все предъявленные ему обвинения категорически отрицает.

На основании все вышеизложенного ПОЛАГАЛ БЫ, предъявленное обвинение гр-ну Донскову Евгению Гавриловичу, 1884 года рождения, проживающего в г. Сталинграде, на пос. им. Рыкова, беспартийный, русский, окончил Новочеркасскую Учительскую семинарию, в настоящее время - безприходный священник, в армиях не служил, в 1920 году был осуждён Ревтрибуналом на 5 лет в концлагерь за антисоветскую агитацию, в совершении преступления, предусмотренного ст. 58 п. 10 УК, выразившегося в проведении антисоветской агитации и распространении провокационных слухов, подрывающих авторитет Советской власти, считать вполне доказанным и принимая во внимание, что Донсков Евгений Гаврилович является непримеримым врагом Советской власти, о чём явствует из всего следственного дела № 6, а также и то, что Донсков, находясь на территории Сталинградского округа, своими действиями может принести вред Советской власти,

ПОСТАНОВИЛ:

Следственное дело № 6 по обвинению гр-на Донскова Евгения Гавриловича, переслать на рассмотрение Особой Тройки при Постоянном Представительстве ОГПУ по Нижне-Волжско­му Краю, на предмет применения к таковому административной высылки из пределов Сталинградского округа.

Во исполнение циркулярного распоряжения СО ОГПУ № 051071 от 13-го августа 1923 года, при сём прилагается акт врачебной экспертизы обвиняемого, согласно которого Донсков признан здоровым.

Обвиняемый Донсков Е. Г. содержится в Сталинградском Ок­руж­ном Исправительно-Трудовом Доме с 5-го января 1929 года.

Примечание. При следственном деле № 6 вещественных доказательств не имеется.

Уполномоченный 1 отделения Гамаюнов (подпись)

Согласен: Вр. Начальника 1 отделения В. Добросердов (подпись)

Утверждаю: Начальник Сталинградского окружного отдела ОГПУ Лобанов (подпись)

Архив Управления ФСБ РФ по Волгоградской области (АУ ФСБ ВО). Ф. 6. Д. 10024-пф. Обвинительное заключение по следственному делу № 6 на священника Донскова (Ханова) Евгения Гавриловича, 17 января 1929 г. Л. 21–23 машинописный подлинник.

Окончательный приговор Е. Г. Донскову определён Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ Сталинградского окружного отдела Нижне-Волжского края 29 марта 1929 года - высылкой в Сибирь сроком на три года. (Там же. Выписка из протокола Особого Совещания при Коллегии ОГПУ Сталинградского окружного отдела Нижне-Волжского края о приговоре в отношении Донскова Е. Г. от 29 марта 1929 г. Л. 27 машинописный подлинник).

Документ 2

“ОТДАВАЛ СЕБЕ ОТЧЁТ В ТОМ, ЧТО РЕЛИГИЯ
И СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ НЕСОВМЕСТИМЫ”

Обвинительное заключение по следственному делу № 724
на священника Фомина Сергея Ивановича,
гражданина хут. Ромашкина, Нижне-Чирского района, Нижне-Волжского края, обвиняемого по ст. 58 п. 10 УК РСФСР,
21 февраля 1931 г., гор. Сталинград

Я, уполномоченный Секретного Отделения Сталинградского Оперсектора ОГПУ Кащеев, рассмотрев следственное дело за № 724, присланное Уполномоченным Постоянного Представи­тельства ОГПУ по Нижне-Чирскому району на Фомина Сергея Ивановича, обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ст. 58 п. 10 УК РСФСР,

Социальное положение Фомина - поп, казак, имеет твёрдые монархические убеждения, при обыске у него обнаружено серебряной мелкой монеты 9 руб. 39 коп., служил в белой армии, в казачьей сотне, судимый 2 раза, - в 1929 г. Привлекался Органами ОГПУ и в 1930 г народным следователем к судебной ответственности, пользуется большим авторитетом в селе.

Октябрьскую Революцию Фомин встретил будучи псаломщиком. Отдавая себе отчёт в том, что религия и Советская власть несовместимы, в период гражданской войны он становится добровольно в белогвардейский лагерь и борется против Советской власти, вплоть до окончания гражданской войны. Находясь на стороне белых, в 1918 г. он из псаломщиков переходит в сан попа, Проживая в хут. Ромашкином, Нижне-Чирского района на протяжении всего времени, он под видом совершения религиозных обрядов, как служитель культа, Всё время проводил контрреволюционную деятельность, направленную, главным образом, на срыв социалистического переустройства деревни. Методы его контрреволюционной деятельности в основном сводились в трём моментам: 1) Устройство сборищ у себя на квартире, 2) Использование “проповедей” с амвона и 3) Началом и окончанием службы в церкви, в противовес установленным в порядке времени.

На квартире у него систематически, каждодневно собирались старики, где он среди них говорил о том, что Советская власть это власть антихриста, кто подчиняется этой власти, значит попал в лапы антихриста. С амвона он говорил, что неурожай послан богом в наказание, при этом призывал “истинно” верующих выходить из колхоза и каяться, пока не поздно, говоря при этом, что нужно держаться одной стороны - или колхозов, или бога.

Своё поповское положение он использовал в целях срыва собраний и всевозможных общественных работ. В противовес установленным ранее церковным порядкам звона, вначале утренней и вечерней службы он устраивал каждый раз сильный звон, приурочивая это к тому, чтобы сорвать то или иное назначенное собрание или общественное мероприятие, проводимое местной властью. Тем самым иногда его проделки увенчивались успехом.

В предъявленном ему обвинении, Фомин виновным себя не признал, заявив: “Для меня безразлично, какая власть, или Советская, или какая другая, мне всё равно”.

Таким образом, совершённое преступление Фоминым, предусмотренное ст. 58 п. 10 УК в полной мере следствием доказано. На основании ст. 211 УПК и руководствуясь приказом ОГПУ от 1924 г. за № 172,

ПОЛАГАЛ БЫ:

1) Настоящее следственное дело за № 724 направить на Внесудебное разбирательство Тройки ПП ОГПУ по Нижне-Волжско­му Краю.

2) Обвиняемого арестованного Фомина, содержащегося под стражей в Сталинградском Исправтруддоме содержанием с сего числа перечислить за ПП.

3) Копию настоящего заключения направить прокурору г. Сталинграда для сведения

Уполномоченный СО подпись, фамилия

Начальник СО подпись, фамилия

Утверждаю: Начальник Сталинградского Оперсектора ОГПУ подпись, фамилия

АУ ФСБ ВО. Ф. 6. Д. 5792-пф. Обвинительное заключение по следственному делу № 724 на священника Фомина Сергея Ивановича, гражданина хут. Ромашкина, Нижне-Чирского района, Нижне-Волжского края, обвиняемого по ст. 58 п. 10 УК РСФСР, 21 февраля 1931 г. Л.19–20. машинописный подлинник

См. Земсков В. Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991. № 6. С. 10–27; № 7. С. 3–16; Он же . Политические репрессии в СССР (1917–1990) // Россия. ХХI. 1994. № 1–2. С. 110; Иванова Г. М. Законодательная база советской репрессивной политики // История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР / Под ред. В. В. Шелохаева . М., 2002. С. 39–82; Попов В. П . Государственный террор в советской России. 1923–1953 гг.: источники и их интерпретация // Отечественные архивы. 1992. № 2. С. 20–32.

См. Петров А. Г. Реабилитация жертв политических репрессий: Историко-правовой анализ / Автореферат дисс. … д.ю.н. Н.-Новгород, 2006. 55 с.

См. Степанов М. Г. Политические репрессии в СССР периода сталинской диктатуры (1928–1953 годы): обзор современных историографических исследований // Вестник Челябинского государственного университета. История. Вып. 31. 2009. № 12 (150). С. 145–149.

См.: Чёрная книга коммунизма: преступления, террор, репрессии / С. Куртуа, Н. Верт и др. Paris, 1997. Пер. с франц. М., 2001. 780 с.

См. Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской (Российской) Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. В 7 книгах. Тверь, 1992–2002. Кн. 1: 1992. 238 с.; Кн. 2: 1996. 528 с.; Кн. 3: 1999. 623 с.; Кн. 4: 2000. 479 с.; Кн. 5: 2001. 480 с.; Кн. 6: 2002. 478 с.; Кн. 7: 2002. 545 с.; Иноземцева З. П. Рецензия на кн. Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним // Отечественные архивы. 2005. № 1. С. 116–120.

См.: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века, составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). В 5 кн.: январь–май. Тверь, 2005–2007. 560 с.; 504 с.; 286 с.; 318 с.; 447 с..

См.: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. В 8 тт.: январь–декабрь. Тверь, 2002–2005. 2002 – 288 с.; 2003 – 288 с.; 2003 – 240 с.; 2004 – 336 с.; 2004 – 176 с.; 2005 – 287 с.; 2005 – 272 с.; 2005 – 278 с..

См.: Новомученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви, прославленные на Архиерейском Соборе 2000 г. Барнаул, 2003–2004. 395 с.

См. Водопьянова З. К . “Круглый стол” в Православном Свято-Тихоновском богословском институте // Отечественные архивы. 2003. № 3. С. 196; а также см. Емельянов Н. Е . Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь в ХХ веке // Культура. Образование. Православие: Сб. матер. региональной науч.- практ. конф. Ярославль, 1996. С. 248–252; Он же . Некоторые факты, установленные по данным информационной системы “новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века” // Ежегодная X богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы 2000 г. М., 2000. С. 348–353; Он же. Сравнение статистических оценок репрессий 1917–1938 гг. // Ежегодная XII богословская конференция Православного Свято-Тихонов­ского богословского института: Материалы 2002 г. М., 2002. С. 182–188.

См. Головкова Л. А . Картина репрессий в послереволюционной Москве: Ивановский монастырь // Ежегодная X богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института. С. 374–381; Она же. Жертвы Бутова и “коммунарки” // Ежегодная XI богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы 2001 г. С. 181–189; Она же . К вопросу о фальсификации следственных дел: Дело члена Александро-Невского братства иеромонаха Вениамина (Эссена) // Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. XVI ежегодная богословская конференция ПСТГУ 9–11 октября 2005 г. и 26–28 января 2006 г.. Т. 1. М., 2006. С. 176–182; Кривошеева Н . Новомученики РПЦ - члены Поместного Собора 1917–1918 гг. // Богословский сборник. Вып. VI (К 75-летию со дня кончины Святого Патриарха Тихона). М., 2000. С. 18–25; Мазырин А. В. Следственное дело “Всесоюзной организации ИПЦ” как источник по новейшей истории РПЦ // Ежегодная XII богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института. С. 188–196.

Леонтьева Т. Г . О “советском” периоде истории Русской Православной Церкви: версии постсоветской российской историографии // The Soviet and Post-Review. 2003. Vol. 30. № 2. P. 205. См. также: Она же . Православие и большевизм: природа антирелигиозной репрессивности // Церковь, государство и общество в истории России ХХ века. Иваново, 2005. С. 170–173; Она же . О природе антирелигиозной репрессивности большевиков: Вопросы без ответов // Из архива тверских историков: Сб. восп. и науч. тр. Вып. 6: К 75-летию со дня рождения профессора М. М. Червяковой. Тверь, 2006. С. 34–42.

См.: Записка А. Н. Яковлева, В. А. Медведева, В. М. Чебрикова, А. И. Лукьянова, Г. П. Разумовского, Б. К. Пуго, В. А. Крючкова, В. И. Болдина, Г. Л. Смирнова в ЦК КПСС “Об антиконституционной практике 30–40-х и начала 50-х годов” от 22 декабря 1988 г.; Постановление ЦК КПСС “Об антиконституционной практике 30–40-х и начала 50-х годов и восстановлении исторической справедливости” // Реабилитация: Как это было: докл. Политбюро ЦК КПСС, стеногр. заседания Комис. Политбюро ЦК КПСС по доп. изучению материалов, связ. с репрессиями, имевшими место в период 30–40-х и нач. 50-х гг., и др. материалы. Т. 3. Середина 80-х – 1991. М., 2004. С. 142–154; Постановление Политбюро ЦК КПСС от 5 января 1989 г. “О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30–40-х и начала 50-х годов” // Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 22–23; Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. “О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30–40-х и начала 50-х годов” // Ведомости Верховного Совета СССР. 1989. № 3. Ст. 19; Указ Президента СССР “О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20–50-х годов” № 556 от 11 августа 1990 г. // Правда. 1990. 14 августа; Закон Российской Федерации “О реабилитации жертв политических репрессий” от 18 октября 1991 года, № 1761-1 (с изменениями и дополнениями на 1 января 1996 г.) // Российская газета. 1995. 11 ноября.

См. Лопатин Л. Н . Некоторые вопросы историографии источниковедения истории репрессий 20–30-х гг. // Вопросы историографии и общественно-политической истории Сибири. Омск, 1990. С. 162; Степанов М. Г . Политические репрессии в СССР… С. 145.

Игумен Дамаскин (Орловский) писал: “Сразу после Октябрьской революции власти поставили цель арестовать как можно больше священно- и церковнослужителей и мирян, аресты тогда исчислялись тысячами и для многих завершились мученической кончиной”. - Игумен Дамаскин (Орловский ). Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период // Православная энциклопедия: Русская Православная Церковь / Под ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М., 2000. С. 179–180.

Конституция (Основной закон) РСФСР 1918 г. (Постановление V Всероссийского съезда Советов, принятое в заседании 10 июля 1918 г.) // Декреты Советской власти. Т. II. 17 марта – 10 июля 1918 г. М., 1959. С. 550–564; То же // Кукушкин Ю. С. , Чистяков О. И. Очерк истории Советской Конституции. 2-е изд., доп. М., 1987. С. 244.

Конституция (Основной закон) РСФСР 1925 г. (утверждена постановлением XII Всероссийского съезда Советов от 11 мая 1925 г.). URL: http://constitution. garant.ru/history/ussr-rsfsr/1925/red_1925/5508617 (дата обращения: 01.10.2009)

Постановление XIV Всероссийского съезда Советов от 18 мая 1929 г. “Об изменении и дополнении статей ст. 4 Конституции (Основного закона) РСФСР” // Орлеанский Н . Закон о религиозных объединениях РСФСР и действующие законы, инструкции, циркуляры с отдельными комментариями по вопросам, связанным с отделением церкви от государства и школы от церкви в Союзе ССР. М., 1930. С. 47.

Конституция (Основной закон) СССР утверждена Чрезвычайным VIII съездом Советов Союза ССР 5 декабря 1936 года // Кукушкин Ю. С. , Чистяков О. И . Очерк истории… С. 309.

Циркуляр Наркомюста РСФСР от 3 января 1919 г. § 12 о проповедях // Гидулянов П. В. Отделение Церкви от Государства в СССР. Полный сборник декретов, ведомственных распоряжений и определений Верхсуда РСФСР и других советских социалистических республик: УССР, БССР, ЗСФСР, Узбекской и Туркменской Систематизированный сборник действующего в СССР законодательства / Под ред. П. А. Красикова . М., 1926. С. 36.

Декрет ВЦИК о запрещении преподавания Закона Божия лицам, не достигшим 18-летнего возраста; о свободе проповеди от 13 июня 1921 г. // Революция и Церковь. 1922. № 1–3. С. 52–53; То же // Гидулянов П. В . Отделение Церкви… С. 365–366.

Разъяснение V отдела Наркомюста РСФСР № 126 о религиозных собеседованиях на дому от 16 марта 1922 г. // Гидулянов П. В . Отделение Церкви… С. 37–38.

Резолюция VIII съезда РКП(б) 18–23 марта 1919 г. “О политической пропаганде и культурно-просветительной работе в деревне” // Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа. Сб. документов. 1917–1973 гг. М., 1974. С. 372–373.

Резолюция XII съезда РКП(б) “О работе РКП в деревне” 17–25 апреля 1923 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. I. (1898–1925). М., 1953. С. 754.

См.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5263. Постоянная Комиссия по вопросам культов при Президиуме ВЦИК. Оп. 2. Д. 7. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) “О мерах по усилению антирелигиозной работы” от 24 января 1929 г. Л. 1–2. В постановлении констатировалось, что “процесс изживания религиозности” “тормозится” духовенством, активными рядовыми верующими, органами церковного управления, которые зачислялись в разряд противников социализма; см. Шевченко В. А

Государственный архив Волгоградской области (ГАВО). Ф. Р-2460. Царицынский (Сталинградский) губернский отдел народного образования. Оп. 1. Д. 6. Обзор Царицынского губернского отдела ОГПУ за февраль месяц 1925 г., направленный в Царицынский губОНО, 20 марта 1925 г. Л. 71.

АУ ФСБ ВО. Ф. 6. Материалы прекращённых уголовных дел. Д. 10024-пф. Обвинительное заключение по следственному делу № 6 на священника Донскова (Ханова) Евгения Гавриловича, 17 января 1929 г.; Выписка из протокола особого совещания при Коллегии Сталинградского ОГПУ о приговоре в отношении Донскова Е. Г. от 29 марта 1929 г.; заключение о реабилитации Донскова-Ханова Е. Г., 27 августа 1997 г. Л. 22, 27, 31.

Укажем лишь два примера новомучеников Тверской губернии. Источниками для написания игуменом Дамаскиным (Орловским) очерков-житий послужили документы из Архива УФСБ по Тверской области.

Священник Илия Бенеманский, служивший в Александро-Невском храме при станции Тверь, в 1920 г. говорил своим прихожанам, среди которых было много рабочих депо и железнодорожников, о том, что наблюдается печальное явление, когда отдельные дети кощунствуют и поносят святую Церковь. И поскольку есть столь развращённые дети, которые уже сейчас не веруют в Бога, то посоветовал родителям присматривать за своими детьми и воспитывать их. В одной своей проповеди Бенеманский затрагивал вопрос о поступлении юношей в РКСМ и увещевал тех прихожан, у кого есть дети, всячески противодействовать их вступлению в указанный союз, а также рекомендовал родителям не пускать детей своих под праздники в театр, в котором артисты глумятся над верой и Богом, а посылали бы их в церковь; см.: Священномученик Илия (Бенеманский) память 18 декабря по старому стилю // Новомученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви, прославленные на Архиерейском Соборе 2000 г. С. 307–308.

Священник соборной церкви г. Весьегонска Тверской губернии Иоанн Василевский, арестованный 15 июля 1927 г., обвинялся в том, что неоднократно говорил о неприемлемости атеистического воспитания детей. Со слов свидетеля Василевский в декабре 1926 г. в проповедях обращался к прихожанам со словами: “Воспитание детей зависит от родителей, от последних зависит, чтобы дети не стали безбожниками, не стали пионерами и комсомольцами” и, предостерегая родителей, требовал “не пускать детей в те школы, где с них снимают кресты”. В обвинительном заключении следователь записал, что он “изобличается в том, что распространял контрреволюционные и провокационные слухи. В церкви с амвона произносил контрреволюционные проповеди, предлагал своим прихожанам не пускать детей в школы, так как в таковых в настоящее время ничего хорошего не преподают, Закон Божий не преподают”, а только развращают; см.: Священномученик Иоанн (Василевский) память 4 сентября по старому стилю // Там же. С. 346–348.

АУ ФСБ ВО. Ф. 6. Д. 13292-пф. Обвинительное заключение по делу монашек бывшего Усть-Медведицкого монастыря гражданки Видениной Екатерины Михайловны и др. (всего 21), 4 февраля 1929 г. Л. 161.

Там же. Л. 162. В 1927 г. детская колония в бывшем Усть-Медведицком монастыре характеризовалась как убогое заведение: неорганизованное хозяйство, мастерские ничего не производят, дети влачат нищенское существование; трудятся одни монашки, а дети ходят без дела и просят у них хлеба; см.: ГАВО. Ф. Р 2460. Сталинградский губернский отдел народного образования. Оп. 1. Д. 18. Выписка из информационной сводки № 4 Сталинградского губкома ВКП(б) от 3 марта 1927 г. Л. 17.

АУ ФСБ ВО. Ф. 6. Д. 5792-пф. Обвинительное заключение по следственному делу по обвинению гражданина хут. Ромашкина Нижне-Чирского района Нижне-Волжского края священника Фомина Сергея Ивановича, обвиняемого в преступлении, предусмотренном ст. 58 п. 10 УК РСФСР, январь 1931 г. Л. 16.

АУ ФСБ ВО. Ф. 6. Д. 13292-пф. Обвинительное заключение по делу граждан свящ. А. А. Благовидова и др. станицы Клетской, Клетского района Нижне-Волжского края, не позже 8 мая 1933 г. Л. 65 машинописный подлинник.

По словам А. А. Благовидова, советское правительство, устраивая земную жизнь неправыми средствами, не видит и не имеет исторической перспективы и “смерть поравняет всех”. “Может придти всё к разрухе или ничего не построится, потому что люди идут теперь на всё. Перед тюрьмой и ссылкой теперь уже не остановятся, они видят, что с верой нигде не пропадёшь и что все, оставившие веру и церковь, опомнятся, убедятся и вернутся к ней и не станут слушать этих безбожников. Людям нужно чаще напоминать о Боге, нужно вырисовывать примеры, на которых их нужно суметь убедить пойти первым долгом и ни перед чем не останавливаться - за церковь и за веру, и создать из них одно целое. Вот сейчас самый резкий перелом, власть не даёт пощады ни бедняку, ни партийцу, и в этот момент люди все поголовно вернутся к старому, а для этого им нужно внушить жить с верой”. - Там же. Л. 65–66.

В проповедях “контрреволюционного содержания” в кладбищенской Алексеевской церкви, произносимых архиепископом Петром (Соколовым) и настоятелем церкви отцом Алексеем Сердобольским, а также в частных беседах с верующими, говорилось о гонениях со стороны советской власти на служителей церкви, о том, что ей придётся за это расплачиваться, одобрялась деятельность “монархических кругов верующих из илиодоровцев”. “Кладбищенская церковь являлась тем местом, куда на богослужения сходились в большом количестве различные контрреволюционные элементы, как то: илиодоровцы, прозорливые, религиозные странники и другие подозрительные люди…”. Остриё этих проповедей было направлено против неверующих и неверия; проповедники говорили о том, что “враги адовы не одолеют церкви Христовой”, причём по смыслу фразы “современный Советский строй и неверие” отождествлялись с адом. Резкий характер антисоветских проповедей возбуждал среди верующих недовольство советскими мероприятиями в области церковной политики и заставлял более осторожных из верующих высказывать опасения в том, что со стороны власти могут последовать репрессии; см.: АУ ФСБ ВО. Ф. 6. Д. 5647-пф. Дело по обвинению архиепископа Петра (Соколова Павла Ивановича) и др., 23 апреля – 2 октября 1935 г.. Л. 5, 16, 50–51, 66).

Церковный историк священник А. Мазырин пишет: «Использование архивных документов советских спецслужб поставило проблему их правильной с точки зрения Церкви интерпретации. Особенно остро эта проблема стоит в отношении собственно следственных документов: протоколов допросов, обвинительных заключений, внутренней переписки органов госбезопасности. Очень редко в следственных делах встречаются стенограммы допросов. Чаще, но тоже в особых случаях, - собственноручные показания подследственных (при этом может ещё оставаться вопрос: что побудило человека давать такие показания). Обычно же протокол допросов составлялся следователем и лишь подписывался допрашиваемым (теоретически - с внесением необходимой правки). Разумеется, следователь записывал показания в угодном для себя ключе. За кадром оставались жесточайшее давление на допрашиваемых (в том числе и пытки), всевозможные провокации и подлоги. Дистанция между подлинными словами подследственного и зафиксированными в протоколе могла быть огромной. Бывали случаи (и, судя по всему, нередко), когда подпись подследственного ставилась под уже заранее заготовленным следователем протоколом. На это указывает сам стиль подобных протоколов, составленных в выражениях, для церковных людей совершенно не свойственных, но очень характерных для работников НКВД. Наконец, для следствия (особенно в 1937 году) не составляло большого труда и просто подделать подпись под протоколом. Когда счёт приговоров к высшей мере шёл на десятки тысяч, следователям было не до “щепетильностей”. Обо всём этом уже не раз было написано, причём с весьма красноречивыми примерами фальсификаций показаний и подписей допрашиваемых». - Священник А. Мазырин . Протоколы допросов и вопрос о церковном прославлении: случай архиепископа Феодора (Поздеевского).

Почему расстреливали одних иерархов и не трогали других? Были ли примеры исповеднического поведения обновленцев во время репрессий? С какой интенсивностью закрывались храмы в разных районах СССР? Эти и другие острые вопросы церковной истории обсуждались на конференции «1937 год в истории Русской Православной Церкви», прошедшей 16 ноября в Государственном музее современной истории России.

Сотрудники НКВД, 1930-е гг. Экспонат выставки "Преодоление: Русская Церковь и Советская власть". Фото: ПСТГУ

Конференция «1937 год в истории Русской Православной Церкви» собрала лучших специалистов в области истории гонений на Церковь в СССР и Большого террора, представителей Православного Свято-Тихоновского государственного университета, Института всеобщей истории РАН, государственных архивов. Ее работа была приурочена к открытию выставки «Преодоление», открывшейся в музее неделей ранее и также посвященной истории советских гонений на Церковь.

«Сегодня в истории гонений остается еще много белых пятен и вопросов, на которые мы не можем найти ответов, а, может быть, и не найдем никогда, - отмечает преподаватель ПСТГУ священник Александр Мазырин . - Речь идет не только о выявлении мест захоронений, которые найдены далеко не все, но и о самой логике террора, его технологии. Почему репрессировали одних иерархов и не трогали других? Чем были вызваны гонения?»

Вопросу о репрессиях, направленных против ближайшего окружения патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Старогородского) был посвящен его доклад. Как отметил церковный историк, от тюрьмы будущих патриархов Сергия и Алексия (Симанского, в то время митрополита Ленинградского и Новгородского), спасло то, что они считались первым и вторым лицом в Русской Православной Церкви.

Некоторых других, по мнению доктора исторических наук, сотрудника Центрального государственного архива Санкт-Петербурга Михаила Шкаровского , спасло совсем не это, а сотрудничество с «органами». В частности, ученый говорит, что показания митрополита Николая (Ярушевича) уже с 1920 годов обнаруживаются в следственных делах репрессированных священнослужителей, зачастую являясь единственными уликами следствия и базой обвинения.

Впрочем, как показывает история, даже сотрудничество с властью во времена Большого террора не могло стать иммунитетом и спасти от преследования даже лояльных иерархов. Так жернова репрессий коснулись не только патриаршей Церкви и катакомбных церковных структур, но и значительной части обновленческих епископов и священников. Именно в это время они подвергаются репрессиям со стороны власти, прежде в целом благоволившей лидерам обновленческого раскола.

«В то время, когда сохранить жизнь можно было только, отрекаясь от веры, многие обновленцы мужественно продолжали служить, и об этом нужно помнить, когда мы говорим о их массовом принятии через покаяние в лоно патриаршей Церкви, которое имело место в сороковых годах», - считает заведующий кафедрой истории Русской Православной Церкви ПСТГУ священник Александр Щелкачев .

Не смотря на то, что сталинский Большой террор ознаменовался и рядом неожиданных отречений видных представителей обновленческой иерархии, в целом, по мнению собравшихся историков, на основе следственных документов, говорить о массовом различии в поведении представителей обоих иерархий не приходится. Тем более, что в конце тридцатых как те, так и другие порой оказывались арестованными по одним и тем же делам.

Рисунок лагерного поселения, сделанный заключенным. Экспонат выставки "Преодоление: Русская Церковь и Советская власть". Фото: ПСТГУ

По времени Большой террор совпадает с небывалой волной массового закрытия православных храмов, начавшейся в 1936 году, и связанной с «демократизацией» процедуры избрания народных депутатов сталинском СССР. Де-юре, участвовать в выборах получили возможность практически все официально зарегистрированные общественные организации, в том числе и религиозные.

Случаи выдвижения в депутаты священнослужителей или церковных активистов действительно имели место (в надежде на облегчение гонений), чтобы парализовать этот процесс органы, проводившие подготовку к очередным выборам, в массовом порядке были призваны по упрощенной схеме ликвидировать религиозные организации, имевшие к тому времени официальный статус. Первоначально регистрация была придумана советской властью как инструмент гонений на Церковь, но к середине тридцатых все легальные храмы, обязанные иметь официальное разрешение на свою деятельность, этой регистрацией обладали и, стало быть, могли законно выдвигать своих представителей в советы.

В РСФСР в 1936-1937 было закрыто более 12 000 храмов, то есть около 90% храмов, действовавших прежде. Об этом в своем докладе рассказал сотрудник Института всеобщей истории РАН Алексей Беглов .

В отличие от Нечерноземья и Севера, где накануне 1936 года еще действовало до 50 процентов православных церквей, в южных областях страны, традиционно «обновленческих», процент закрытых храмов, к началу Большого террора, порой равнялся ста. Это объясняется волной закрытия храмов, которая на рубеже 1920-30-х годов прокатилась по черноземью, и была связана была с кампанией по насильственной коллективизации казачьих регионов.

Все эти данные могут в некоторой степени скорректировать наше представление о сталинских гонениях, или, во всяком случае, углубить понимание той логики, которой руководствовалась советская власть, санкционируя последующие волны преследования Церкви.

Дальнейшим исследованиям этого вопроса мешает закрытый характер архивов, в которых хранятся важнейшие документы той эпохи. В первую очередь речь идет об архивах ФСБ, доступ к которым был закрыт, или, во всяком случае, значительно ограничен в начале «нулевых» годов для большинства светских и церковных исследователей. Негативно по этому поводу уже не один раз высказывались многие церковные ученые.

1. Иеромонах Авксентий Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка в августе 1918 года в г. Калуге. Дата заседания комиссии 22.12.2004 Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

2. Харитонов Иван Степанович, 1864 г.р., иеромонах Иасон Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка августе 1918 года в г. Калуге. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

3. Мишин Иван Федорович, 1862 г.р. иеромонах Иосиф Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка в августе 1918 года в г. Калуге. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

4. Бахтин Иоанн, 1855 г.р., иеромонах Иоанникий. Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка в августе 1918 года в лесу под с. Корекозево. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

5. Николаев Кузьма, 1858 г.р., иеромонах Корнилий. Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка в августе 1918 года в лесу под Корекозево. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

6. Медогубов Назарий 1852 г.р., иеромонах Никанор. Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка в августе 1918 года в лесу под Корекозево. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

7. Булатников Феодор 1867 г.р., иеродиакон Пафнутий Свято-Троицкий Лютиков монастырь. с. Корекозево, Перемышльского уезда, Калужской губ. Расстрелян по ложному обвинению Трибуналом войск по наведению революционного порядка в августе 1918 года в лесу под Корекозево. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

8. Свиридова Ульяна Ивановна 1876 г.р., схимонахиня Иулиания Свято-Николаевский женский монастырь в с. Муковнино, Дзержинского р-на, Калужской обл. Расстреляна по ложному приговору тройки УНКВД Западной обл. 21 октября 1937 г. за контрреволюционную деятельность. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Необходимо дополнить копии дела 1937 г. недостающими листами.

9. Соколов Константин Васильевич 1876 г.р., протоиерей. Храм Преображения Господня в с. Полотняный Завод, Дзержинского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору войскового суда в 21-00 30.03.1942 в окрестностях г. Кондрово. Дата заседания комиссии 22.12.2004. Необходимо дополнить копии дела 1942 гг. недостающими листами.

10. Беляев Василий Алексеевич, 1880 г.р. протоиерей. Храм святителя Николая, архиепископа Мир Ликийского в с. Уруга, Сухиничского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. 7 сентября 1937 г. Дата заседания комиссии 22.01.2005. Необходимо дополнить копии дела за 1937 гг. недостающими листами.

11. Астахова Матрена Григорьевна 1876 г.р. монахиня Свято-Николаевский женский монастырь в с. Муковнино, Дзержинского р-на, Калужской обл. Расстреляна по ложному приговору тройки УНКВД Западной обл. 21 октября 1937 г. за контрреволюционную деятельность. Дата заседания комиссии 22.02.2005. Необходимо дополнить копии дела за 1937 гг. недостающими листами.

12. Громов Александр Саввич 1868 г.р. протоиерей Храм вмч-ка Георгия Победоносца с. Рессы, Сухиничского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору Революционного трибунала 16 апреля 1919 г. за в г. Калуга 22.02.2005. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

13. Аржаных Павел Тимофеевич 1868 г.р. игумен Пантелеимон Свято Введенская Оптина Пустынь, Калужская обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Орловской обл. 29 ноября 1937 г. Дата заседания комиссии 22.05.2005. Прославлен 6 октября 2005 на заседании Синодальной комиссии. Материаы подготовлены братией Оптиной Пустыни.
14. Мещерский Иоанн Александрович 1887 г.р. священник Храм Рождества Христова в с. Карамышево, Дзержинского р-на, Калужской обл. Умер в Свирскрм концлагере в 1933 году. Дата заседания комиссии 22.05.2005. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.
Необходимы справка о смерти и события из жизни его, после смерти жены и до ареста и воспоминание родственников.

15. Аггеев Алексий Иосифович 1886 г.р. священник. Храм святого великого князя Александра Невского в г. Кирове, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. 8 января 1938 г. Дата заседания комиссии 22.05.2005. Необходимо дополнить копию дела 1937 г недостающими листами.

16. Победин Петр Алексеевич 1878 г.р. священник. г. Жиздра, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. 23 августа 1937 г. Дата заседания комиссии 22.05.2005. Необходимо дополнить копии дел за 1930 и 1937 гг. недостающими листами.

17. Лебедев Василий Николаевич 1879 г.р. священник Храм Успения Пресвятой Богородицы в с. Кондрыкино, Жиздринского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. в декабре 1937 г. Дата заседания комиссии 22.05.2005. Необходимо дополнить копии дел за 1930 и 1937 гг. недостающими листами.

18. Заболотский Павел Петрович 1845 г.р., протоиерей г. Юхнов храм в честь Казанской иконы Божией Матери. Калужская обл. Расстрелян по ложному приговору Юхновского ВЧК в ночь с 19 на 20 сентября 1918 года у опушки леса на северной окраине города. Дата заседания комиссии 18.10.2005. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

19. Сергиевский Капитон Иванович, священник с. Аксинино, Юхновского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору Юхновского ВЧК в ночь с 19 на 20 сентября 1918 года у опушки леса на северной окраине города. Дата заседания комиссии 07.02.2006. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

20. Чернощекова Наталья Григорьевна, 1879 г.р., монахиня Свято-Николаевский женский монастырь в с. Муковнино, Дзержинского р-на, Калужской обл. Умерла 21.ноября 1942 года в местах заключения, в Карагандинских лагерях. Дата заседания комиссии 18.10.2005. Необходимо дополнить копии дела за 1937 гг недостающими листами.
21. Фомин Ефим Данилович (архимандрит Евфросин) 1867 г.р. с. Барятино Дзержинского р-на, Калужской обл. храм в честь Рождества Богородицы Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Западной обл.8 января 1938 года. Дата заседания комиссии 18.10.2005. Необходимо дополнить копии дел за 1929 и 1937 гг недостающими листами.

22. Покровский Михаил Васильевич 1879г.р., священник с. Маковцы Дзержинского р-на, Калужской обл. храм в честь Казанской иконы Божией Матери Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Западной обл.8 января 1938 года. Дата заседания комиссии 18.10.2005. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

23. Анохин Андрей Иванович, 1887 г.р., крестьянин, верующий с. Барятино Дзержинского р-на, Калужской обл.храм в честь Рождества Богородицы Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Западной обл.8 января 1938 года. Дата заседания комиссии18.10.2005. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

24. Кушневский Александр Васильевич, 1899 г.р. , священник.
с. Колчино (Людиновского р-на Калужской обл.) Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл.23 ноября 1937 г. Дата заседания комиссии 07.02.2006. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими лист.

25. Анпилов Дмитрий Васильевич, 1862 г.р., священник. с. Алмеры (Сухиничский р-н, Калужской обл.) храм в честь Рождества Христова. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл.7 сентября 1937 г. Дата заседания комиссии 07.02.2006. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

26. Зерцалов Алексий Васильевич, 1876 г.р., священник с. Брынь (Толстошеево) Думиничского р-на, Калужской обл. храм в честь Преображения Господня Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл.7 сентября 1937 г. Дата заседания комиссии 07.02.2006. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

27. Цветков Пётр Васильевич, 1889г. р., священник с, Фролова, (Сухинический р-н, Калужской обл.) храм в честь Введения во храм Пресвятой Богородици Умер в 1-ом Устьненском отделении лагерй НКВД 20 ноября 1939 года. Дата заседания комиссии 07.02.2006. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

28. Тарбеев Василий Павлович, протоиерей. г. Сухиничи, Калужской обл. храм в честь иконы Божией Матери «Смоленская» Умер в ссылке в 1933 году. Похоронен на старом Ильинском кладбище в г. Архангельске.Дата заседания комиссии 07.02.2006. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

29. Ильюшин Павел Яковлевич, 1865 г.р. священник. с. Соболевка (Ресса) (Сухиничский р-он, Калужской обл.) храм в честь св. вмч. Георгия Победоносца (разрушен) Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл.7 сентября 1937 г. Дата заседания комиссии 07.02.2006. На доработку. О рождении ребенка?

30. Казанский Александр Васильевич 1889 г.р., священник. Храм Преображения Господня села Беклемищево (Мещевского р-на, Калужской обл.) Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. 12 октября 1937 г. 06.02.2007 Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

31. Казанский Николай Дмитриевич 1891 г.р., священник. Никольский храм села Лугань, Мещовского р-на, Калужсой обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл.30 ноября 1937 г. Дата заседания комиссии 06.02.2007. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

32. Беляев Семен Михайлович 1880 г.р., священник. Г. Мещовск, Калужской обл. Осужден по лдожному обвинению 28 августа 1937 г. на 10 лет ИТЛ. Умер в местах заключения 9 декабря 1937 год. Дата заседания комиссии 06.02.2007. На доработку - о разводе?

33. Виноградов Сергий Александрович 1885 г.р., священник Храм Илии Пророка села Местничи, Мещевского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл.5 декабря 1937 г. Дата заседания комиссии 06.02.2007. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

34. Бурыкин Сергей Иванович 1872 г.р., священник. храм Преображения Господня, что в селе Петрушино, Мещевского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. 5 декабря 1937 г. Дата заседания комиссии 06.02.2007. Необходимо дополнить копию дела за 1937 г недостающими листами.

35. Суханов Петр Васильевич 1867 г.р., иеромонах Тихоновой Пустыни Палладий. Монастырь Свято-Тихонова Пустынь, Дзержинского р-на, Калужской обл. По ложному обвинению тройки ОГПУ осужден на 3 года ссылки в Сев. Край 13 января 1930 года. Умер 16 января 1949 года. Похоронен вблизи монастыря. Дата заседания комиссии 06.02.2007. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

36. Смирнов Александр Иванович 1878 г.р., протоиерей. с. Брынь (Думиничский р-он, Калужской обл.) Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Смоленской обл. 7 сентября 1937 г.Дата заседания комиссии 22.12.2007. Необходимо дополнить копии дел за 1937 гг. недостающими листами.

37. Скопенко Евтихиан Савельевич 1876 г.р., иеромонах Юхновского Казанского монастыря. с. Палатки (Юхновский р-он, Калужской обл.) Расстрелян по ложному приговору тройки ОГПУ Смоленской обл.3 марта 1930 г. Дата заседания комиссии 22.12.2007. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

38. Благовещенский Василий Иванович, 1867 г.р. священник. с. Шанский Завод (Медынский р-он, Калужской обл.) храм в честь Рождества Христова. Расстрелян по ложному приговору Медынской ВЧК 2/15 ноября 1918 года расстрелян в Медынской тюрьме. Дата заседания комиссии 22.12.2007. По возможности дополнить следственным делом об этом расстреле, если таковое есть.

39. Волков Василий Петрович, 1872 г.р., священник с. Рождество на Шани (Медынский р-он, Калужской обл.). Расстрелян 1/14 ноября 1918 года расстрелян карательным отрядом. Дата заседания комиссии 22.12.2007. По возможности дополнить следственным делом об этом расстреле, если таковое есть.

40. Георгиевский Георгий Васильевич, 1876 г.р., священник Храм Николая Чудотворца села Чемоданово, Мещевского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному обвинению 1/14 ноября 1918 года карательным отрядом. Дата заседания комиссии 22.12.2007. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

41. Добронравов Александр Иванович, 1862 г.р., священник. Храм Преображения Господня села Кузовов, Медынского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному обвинению 4/17 ноября 1918 года карательным отрядом. Дата заседания комиссии 22.12.2007. По возможности дополнить следственным делом об этом расстреле, если таковое есть.

42. Кушневский Василий Иванович, 1890 г.р., священник. Храм Архистратига Михаила села Костино, Медынского р-на, Калужской обл. Умер 10 ноября 1918 года, будучи заключенным в Медынскую тюрьму. Дата заседания комиссии 22.12.2007. По возможности дополнить следственным делом об этом расстреле, если таковое есть.

43. Бриллиантов Николай Павлович, 1873 г.р., протоиерей Храм Покрова Пресвятой Богородицы села Перемышль, Перемышльского р-на, Калужской обл. Расстрелян по ложному приговору тройки УНКВД Тульской обл.15 ноября 1937 г. Дата заседания комиссии 22.12.2007. Представлено родственницей Валентиной Николаевной Бриллиантовой. Дело необходимо дополнить недостающими листами.

44. Смолин Петр Иванович, 1865 г.р. Храм Иоанна Богослова села Кузьмищево, Тарусского р-на, Калужской обл Умер в Калужской тюрьме 29.03.1922, обвинялся в участии в агитации против изъятия церковных ценностей. Дата заседания комиссии 22.12.2009. Дело готово для передачи в Синодальную комиссию.

45. Феодор, Епископ Мосальский, викарий Калужский, 1880 г.р. (Маковецкий Николай Николаевич) Отбывал заключение по ложному обвинению в контрреволюционной агитации и деятельности в Саратовской тюрьме с 1922 года 3 года, после, по приговору суда, отбыл на 3 г. в ссылку в г. Уральск, Казахстан, где вскоре 12.11.1925 года умер. 22.12.2012 Дело отправлено на доработку. Сделать транскрипцию из рукописных посланий и писем Преосвященного.

Репрессии, как «карательная мера, наказание, применяемое государственными органами»1, были неотъемлемой частью политики советского государства. В этом отношении гонения против Русской Православной Церкви (РПЦ) не должны вос- приниматься как нечто исключительное.

Масштабные репрессии против религиозных организаций стали всего лишь одним из эпизодов перераспределения социальных функций; «люди, совершившие переворот 1917 г. и создавшие СССР, искрен- не считали, что единственной полезной социальной структурой является государство, а все остальные должны быть либо уничтожены, либо перейти под его полный контроль»2. Прав, на наш взгляд, эмигрантский историк С.П. Мельгунов, утвер- ждая, что «история всегда будет стоять до некоторой степени перед закрытыми дверями в царство статистики «красного тер- рора»3. Однако появившийся в связи с «открытостью архивов» доступ к ранее секретным фондам — прежде всего, к материалам карательных структур (НКВД, рабоче-крестьянской мили- ции, прокуратуры и других) — отчасти позволяет рассмотреть эту сторону государственно-церковных отношений. Необходимо отметить, что репрессии напрямую зависели от позиции партийных и государственных лидеров. А так как отно- шение «первых лиц» страны к «инакомыслящим» то ужесточа- лось, то несколько ослабевало, следует говорить об определенной периодизации репрессивной политики. Конец 1920-х гг. стал началом новой волны репрессий, связанной с принятием общего курса на форсированную индустриализацию, массовую коллективизацию, обострение классовой борьбы в городе и де- ревне. На страницах периодических изданий одно за другим появлялись утверждения типа «церкви и молитвенные дома — это передовые форпосты врага, это ядовитые щупальца, с по- мощью которых он ведет разлагающую работу в наших рядах» и «мы должны осознать, что религия уже сейчас представляет собой активную враждебную организацию»4. В феврале 1929 г. ЦК ВКП (б) направило в областные и окружные комитеты пар- тии письмо «О мерах по усилению антирелигиозной работы». Духовенство, активные рядовые верующие, органы церковно- го управления и религиозные организации были причислены в разряд противников социализма, назывались «единственной легальной действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы», им предъявлялись обвинения в мобилизации реакционных малосознательных элементов в целях «контрнаступления на мероприятия Советской власти и компартии»5. 11 февраля 1930 г. Президиум ЦИК Союза ССР утвердил постановление ЦИК и СНК Союза ССР «О борьбе с контрре- волюционными элементами в руководящих органах религиоз- ных объединений», в соответствии с которым правительствам союзных республик было предложено «немедленно поручить органам, производящим регистрацию религиозных объедине- ний, пересмотреть состав руководящих органов этих объеди- нений в целях исключения из них (в порядке ст. ст. 7, 14 Закона РСФСР о религиозных объединениях от 8 апр. 1929 г., анало- гичных статей законов других республик) кулаков, лишенцев и иных враждебных советской власти лиц. Не допускать впредь проникновения в эти органы указанных лиц, систематически отказывая в регистрации ими религиозных объединений при наличии упомянутых выше условий»6. Вслед за этим начались массовая ликвидация религиозных объединений, закрытие церквей и «изъятие» священнослужи- телей. Так, в апреле 1930 г. в с. Шуматово Ядринского района была арестована группа активистов, занимавшаяся сбором подписей за открытие церкви7. Священнослужителей «изыма- ли» под различными предлогами, например, за сопротивление при снятии колоколов, что в трактовке судебно-следственных органов значилось как «особо социально-опасное» деяние8. Только «по подозрению в контрреволюционной деятельно- сти» был арестован в 1930 г. и провел две недели в тюрьме свя- щенник с. Новочелны-Сюрбеево С.Н. Николаев9. Следует от- метить, что если репрессии 1920-х гг. затрагивали в основном «тихоновское» духовенство, то с конца 1920-х гг. молох репрес- сий затянул и представителей обновленчества. Так, в 1929 г. по обвинению в «контрреволюционной деятельности» был аре- стован даже архиепископ Чувашский Тимофей (Зайков)10. Гонения властей вызывали массовые выступления в дерев- нях, порой доходившие до вооруженных столкновений. Так, около 200 человек не дали арестовать священника в с. Баймаш- кино Красночетайского района, толпа женщин численностью до 200 человек оказывала сопротивление аресту священнослу- жителя в с. Урусово Порецкого района11. Конфронтация на ре- лигиозной почве самым неблагоприятным образом сказыва- лась на создании колхозов. «Сводка фактов, характеризующих политическое состояние Чувашской АССР» зафиксировала выступления «женской массы населения деревни за открытие церквей» и «организованные требования об исключении из колхозов»12. Неудачи в колхозном строительстве вызвали по- явление известной статьи И.В. Сталина «Головокружение от успехов», подчеркнувшей, что «надо положить конец этим на- строениям», когда «дело организации артели начинают со сня- тия с церквей колоколов»13. Отступление от твердого курса было кратковременным, и уже с середины 1931 г. религиозная политика вновь ужесто- чается. Пропагандистские выступления представителей об- щественных организаций и нормативные партийные доку- менты прямо называли представителей духовенства в числе главных врагов колхозного строительства. «Мы имеем совер- шенно определенные факты черного террора, участия Церк- ви во всякого рода заговорах против колхозов», — подчеркнул Е.М. Ярославский в докладе на Всесоюзной конференции Об- щества воинствующих материалистов-диалектиков, проходив- шей 7 апреля 1931 г.14 С 30 января по 4 февраля 1932 г. в Москве прошла XVII партийная конференция, принявшая директивы к составлению второго пятилетнего плана социалистического строительства. На ней была сформулирована главная полити- ческая задача второй пятилетки — окончательная ликвидация капиталистических элементов и классов вообще, полное унич- тожение порождавших классовые различия и эксплуатацию причин, преодоление пережитков капитализма в экономике и сознании людей, превращение всего трудящегося населения страны в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества15. Для религиозных организаций такая определенность реше- ний партконференции была равносильна приговору. Созна- тельные и активные строители нового общества не могли быть носителями «религиозной заразы». Нарастает новая волна ре- прессий. В конце 1931 г. как «контрреволюционная церковно- монархическая организация, которая вела активную борьбу с советской властью, провоцируя массовые выступления на- селения против организации колхозов», подвергся разгрому «Союз Православной Церкви», наиболее активные деятели ко- торого — Александр Григорьев, Андрей Хрисанфов, Николай Краснов, Семен Павлов (иеромонах Гурий), — были пригово- рены к заключению на три года в концентрационный лагерь16. Представителей духовенства и мирян «брали» за «невыполне- ние наложенных государственных обязательств», «система- тическую антисоветскую агитацию»17. Так, в 1932 г. к 1 году принудительных работ за невыполнение лесозаготовки был приговорен священник Шептаховской церкви Батыревского района М.Л. Краснов18. Достигнув к началу 1934 г. пика, гонения на РПЦ затем на- чинают постепенно ослабевать. Однако пауза была непродол- жительной — убийство первого секретаря Ленинградского об- кома ВКП(б) С.М. Кирова в декабре 1934 г. было использовано для очередной широкомасштабной кампании репрессий и тер- рора, которая затронула все слои населения, причем особен- но пострадали духовенство и рядовые верующие. Требовались все новые жертвы для обоснования сталинской концепции об обострении классовой борьбы в обществе по мере строитель- ства социализма, и Церкви отводилось место только в лагере противников этого строительства. Призывая к классовой бди- тельности, агитаторы Союза воинствующих безбожников про- пагандировали лозунг, что религиозные организации, бывшие и действующие служители культов «всем своим существом свя- заны с остатками кулацко-капиталистических элементов»19. Летом 1935 г. был закрыт «Журнал Московской Патриар- хии», а в конце года возобновились массовые аресты еписко- пата, духовенства, активных мирян по обвинениям в участии в «антисоветских контрреволюционных» группах, проведении нелегальных собраний, контрреволюционной агитации против коллективизации и проводимых хозяйственных и политиче- ских кампаний20. Практиковались групповые обвинения. Так, вместе с псаломщиком церкви с. Ядрино Ядринского района за «отказ от вступления в колхоз и от выполнения государст- венных обязательств» к различным срокам заключения были приговорены 10 жителей указанного села21; за «антисовет- скую агитацию» и «создание контрреволюционной повстанче- ской организации» были «изъяты» священники М.Л. Краснов (с. Шептахово), С.Н. Николаев и Я.П. Петров (с. Новочелны- Сюрбеево), В.П. Разумов (с. Луцкое)22; за «чтение религиозной литературы и антисоветскую пропаганду» была ликвидирована религиозная группа из семи граждан д. Белая Воложка и д. Боль- шая Таяба Мало-Яльчикского района23. Несколько кощунст- венным и циничным представляется на фоне масштабно разворачивавшихся репрессий конституционное восстановление служителей культов и членов их семей в избирательных правах (ст. 135 Конституции Союза ССР 1936 г., ст. 139 Конституции РСФСР 1937 г., ст. 102 Конституции ЧАССР 1937 г.)24. С 23 февраля по 5 марта 1937 г. прошел очередной Пленум ЦК ВКП (б). Выступивший с основным докладом И.В. Ста- лин повторил свой известный вывод об обострении классовой борьбы. Он заявил, что «чем больше будем продвигаться впе- ред, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлоб- ляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы как последние средства обреченных»25. Изданный 30 июля 1937 г. оператив- ный приказ Наркома внутренних дел Н.И. Ежова № 00447 оп- ределил порядок, сроки и масштабы репрессий «антисоветских элементов». В перечень «контингентов», подлежащих репрес- сиям, вошли и «сектантские активисты, церковники»26. Значительная часть населения Советского Союза к тому времени уже была занесена в списки Особого отдела НКВД и его местных отделений. В частности, на несколько категорий были разбиты верующие: Ц — регулярно посещающие церкви; С — член религиозной секты, АС — антисоветские элементы27. Расширение масштаба репрессий сопровождалось нарушением законности. Так, в системе госбезопасности были созданы внесудебные «двойки» и «тройки» НКВД, которым предос- тавлялось право судить по категории № 1 (приговаривать к расстрелу и заключать в тюрьму или исправительные лаге- ря сроком на 10 лет) и их решения не подлежали контролю. В «тройку» Чувашской АССР вошли первый секретарь ОК ВКП (б) С.П. Петров, нарком НКВД А.М. Розанов, проку- рор республики И.С. Элифанов28. По данным исследователей, только в 1937 г. в Чувашии было репрессировано 53 служителя Православной Церкви29. Обвинение, как правило, предъявлялось по 58-й, «полити- ческой», статье за антисоветскую агитацию, распространение «клеветнических измышлений» о скорой гибели советской вла- сти, контрреволюционную деятельность, выступления против колхозов и пр.30 Верующих осуждали также за «тесную связь с попами», защиту интересов духовенства , хранение религиозной литературы, ее чтение и «истолковывание» в антисоветском на- правлении31. Обычной практикой была фабрикация коллек- тивных дел32. Следует отметить, что в ряде случаев к мирянам применялись более жесткие санкции, нежели к священнослу- жителям. Так, в декабре 1937 г. был расстрелян по приговору спецтройки при НКВД Чувашской АССР И.Г. Ярославцев за то, что «находясь в тесной связи с Введенским, систематически распространял контрреволюционные клеветнические измыш- ления о голоде»; сам священник Г.А. Введенский по аналогич- ному обвинению был осужден «всего лишь» к 10 годам лишения свободы33. Необходимо отметить и тот факт, что практически по однотипному обвинению выносились различные приго- воры. Так, в октябре 1941 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Чувашской АССР за «проведение анти- советской агитации, восстановление верующих на открытие за- крытых церквей и высказывание пораженческих настроений» приговорила четырех членов группы В.И. Сакова к 10 годам ли- шения свободы каждого, а трех членов группы В.А. Покровского к высшей мере наказания с конфискацией имущества. Исследователи признают широкий размах и массовый ха- рактер репрессий. Однако приводимые количественные оцен- ки разнятся. Как признал Д.А. Волкогонов, «точного числа расстрелянных священнослужителей в архивах нет», но по подсчетам исследователя «число арестованных, сосланных, расстрелянных было не менее 20 тысяч»36. По официальным данным, приведенным председателем Комиссии при Прези- денте Российской Федерации по реабилитации жертв поли- тических репрессий А. Яковлевым, за годы советской власти в СССР были уничтожены 200 тысяч священнослужителей, еще полмиллиона подверглись репрессиям37. По данным Ко- миссии по реабилитации Московской Патриархии к 1941 г. «пострадавших за веру» насчитывалось 350 тысяч человек, из них не менее 140 тысяч составляли священнослужители38. По мнению Н.Е. Емельянова, только в 1937-1938 гг. было ре- прессировано около 200 тыс. священнослужителей и верую- щих, из них половина — расстреляны39. Часть исследователей не называет конкретных цифр, оперируя процентными соот- ношениями. Например, по оценкам А. Николина, «в течение 30-х годов число священников на исконной территории Рос- сии сократилось на 95 %»40. Открытым остается вопрос о числе репрессированных свя- щеннослужителей и мирян в Чувашии. В базу данных «Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви ХХ века», созданную Православным Свято-Тихоновским Бого- словским институтом и Фондом «Братство во имя Всемило- стивого Спаса», включены 119 имен, представленных краеве- дом В.А. Сенчихиным41. В.Г. Харитоновой составлен краткий список из 183 человек, репрессированных по «религиозным мотивам». Если исходить из того, что в конце 1920-х гг. в Чу- вашии было около 780 священно- и церковнослужителей, то на основе данного списка можно говорить о примерно 23% репрессированных . На наш взгляд, более близкими к истине являются данные Комиссии по канонизации святых Чебоксар- ско-Чувашской епархии, в списках которой значатся более 600 репрессированных священно- и церковнослужителей. При этом следует отметить, что данные Комиссии не учитывают репрессированных мирян . Необходимо также отметить, что в ходе изучения архивных документов удалось выявить материа- лы об арестах и заключении в исправительно-трудовые лагеря Чувашской АССР священнослужителей других республик и областей (например, священника с. Салдаман-Майдан Горь- ковского края И.И. Андарала45). Подытоживая анализ репрессий против православного ду- ховенства в 1930-е гг., следует отметить, что масштабные репрессии против религиозных организаций стали одним из обя- зательных эпизодов перераспределения социальных функций; в течение 1930-х гг. репрессии шли волнообразно, достигнув апогея к их концу. Изучение судебно-следственных дел пока- зало, что представителям духовенства и мирянам обвинение, как правило, предъявлялось по 58-й, «политической», статье за антисоветскую агитацию, контрреволюционную деятельность, выступления против колхозов и пр. Верующих осуждали так- же за «тесную связь с попами», защиту интересов духовенства , хранение религиозной литературы, ее чтение и «истолковыва- ние» в антисоветском направлении. Вопрос о числе репресси- рованных священнослужителей и мирян в Чувашии остается открытым, в настоящее время известны имена более 600 ре- прессированных лиц духовного звания.